Октябрьским днём 1905 года отряд дружинников из пяти человек разместился за забором дровяного склада на штабеле досок. Отсюда хорошо была видна городская улица. Дружинники уже целый час находились здесь. Один из них, высокий широкоплечий парень, должно быть, старший, спросил:
— Ну что, дружинники, к бою готовы?
— Готовы, Лавруша.
Внезапно совсем близко они услышали:
«На бой кровавый, святой и правый
Марш, марш вперёд, рабочий народ!..»
— Наши идут!
В начале улицы слева от дружинников появились демонстранты. Впереди несли красное знамя, а за ним — плакаты: «За восьмичасовой рабочий день!» «Прибавку к заработной плате!»
Вдруг кто-то из дружинников крикнул:
— Чёрная сотня!
На другом конце улицы показалась толпа. Она двигалась демонстрантам навстречу.
— Револьверы на боевой взвод! Без команды не стрелять! — предупредил Лавруша. — Чёрная сотня хочет разогнать демонстрацию рабочих Луганска. Мы должны будем защитить своих товарищей. Так приказал городской комитет большевиков.
Черносотенцы шли, размахивая дубинками над головами.
«Боже, царя храни…» — запели они гимн царской России.
Толпа приближалась к складу. Впереди двое несли портрет царя.
— Товарищи, смотрите! — воскликнул худенький черноволосый дружинник, — сколько торгашей набралось. Вон Гуленко — мясник с сыном; Савченко, хозяин бакалейной лавки. И ещё, и ещё…
— А там, видите, Петька-Кривой вышагивает — первый бандит в нашем Луганске. И с ним его шайка, — добавил усатый мужчина.
— Это ещё не всё, — сказал Лавруша, — в толпе есть переодетые полицейские. Специально из других городов прислали. Вот какой сброд царская власть собрала, чтоб интересы наших хозяев защищать.
Демонстранты и толпа черносотенцев сближались. Между ними осталось шагов тридцать.
Черносотенец в картузе с лакированным козырьком и четырёхугольной окладистой бородой крикнул:
— Постоим за царя-батюшку! Бей! — и, размахивая дубинкой, побежал вперёд.
— Бей, бей!.. — заорали другие, следуя за ним.
— В воздух пли! — прозвучала команда Лавруши.
Толпа черносотенцев остановилась — дружинников заметили, стали в них стрелять.
— Ложись! — загремел бас Лавруши.
Бородатый двинулся вперёд, подбежал к знаменосцу и ударил его дубинкой. Знаменосец упал. Знамя распласталось на мостовой. Черносотенец стал топтать знамя сапогами.
Лавруша выстрелил. Бородатый присел и завыл: «Убива-а-ют…» Раненный в ногу, он пополз к своим, те метнулись назад.
Толкая друг друга, черносотенцы побежали прочь от демонстрантов, волоча за собой бородатого.
Кто-то из демонстрантов подхватил знамя, и оно снова поднялось вперёд. Знаменосца вели под руки. Дружина Лавруши присоединилась к своим товарищам.
* * *
Вечером на тайной квартире Лавруша рассказывал руководителю луганских большевиков Ворошилову про стычку с чёрной сотней.
Ворошилов слушал внимательно командира боевой дружины, смотрел в его весёлые серые глаза, на крутой подбородок, на чернеющие над губой усы и вспоминал крестьянского мальчика-подростка Сашу Пархоменко из деревни Макаров Яр.
Всего пять лет назад пришёл Саша на завод Гартмана и стал работать учеником шлифовщика.
«Незаметно в какого молодца вырос. В партию его приняли. Рабочим вожаком стал, — думал Ворошилов, — партийную кличку получил — Лавруша».
Выслушал он Пархоменко и сказал:
— Молодец! С победой тебя!
* * *
Лавруша — Александр Пархоменко, продолжал выполнять задания партии большевиков.
За ним следили царские жандармы, схватывали его и сажали в тюрьму.
Но только его выпускали, как он снова включался в революционную борьбу.
Когда в 1914 году началась война царской России с Германией, Александра Пархоменко взяли в армию.
Свершилась в 1917 году Октябрьская Социалистическая революция, и Александр Пархоменко стал командиром Красной Армии.
О его легендарных подвигах в гражданской войне и рассказывается в этой книге.
В апреле 1917 года в один из солнечных дней на главной улице Луганска — Петербургской — шёл высокий плечистый человек. Он был в солдатской форме, но без погон. Шинель держал в руке.
На многих домах от лёгкого ветерка развевались красные флаги. То и дело попадались прохожие с красными бантами на груди.
Солдат шёл не спеша, смотрел по сторонам и улыбался.
Вдруг его кто-то схватил за руку.
— Лавруша! Ты ли это?
— Семён!
Пархоменко сразу узнал своего бывшего дружинника. Они обнялись и расцеловались.
— Меня вызвал Луганский комитет большевиков, — сказал Пархоменко. — Прибыл революцию делать. Царя сбросили, теперь у буржуев надо отбирать заводы и фабрики и отдавать рабочим.
* * *
После возвращения Пархоменко в Луганск прошло больше четырёх месяцев.
В комнате с высокими окнами за длинным столом сидели красногвардейцы, и среди них Пархоменко.
— Товарищи командиры, заседание штаба Красной гвардии считаю открытым, — объявил Пархоменко. Он встал, склонился к столу и опёрся о его край руками.
— В Луганске теперь власть наша, — продолжал он. — Завоевать сумели, надо суметь удержать. Мы опора новой власти и должны защищать её.
— Разрешите, товарищ начальник штаба, — прервал Семён. — Оружия у нас не хватает.
— Знаю, — Пархоменко хитро посмотрел на Семёна. — Будем добывать его. Председатель городского Совета Ворошилов сказал: оружие в Луганске есть.