Шейла Шиан считает, что я самая красивая девочка на свете. Она признается, что никогда не видела таких ярких голубых глаз, как у меня. А когда Шейла берется расчесывать мне волосы, то говорит, что они самые шелковистые из всех, что ей доводилось держать в руках.
Впрочем, говорить по-другому она не может. Ведь она моя мама. И это ее святая обязанность.
Моя мама вообще любит поговорить, причем на любую тему. За словом в карман, что называется, не полезет. Иногда я все же пытаюсь ее притормозить, но она лишь бросает на меня сердитые взгляды и продолжает нести всякую ерунду с удвоенным рвением.
Про мамашу моей подружки Эллис, например, мама вообще говорит, что она злая, эгоистичная корова.
Правда, она так выражается, только если думает, что я не слышу.
Хотя теперь это уже не имеет никакого значения. Все равно Элис со своей мамой переехали жить в Дублин. Ее отец, конечно, по-прежнему живет в соседнем доме, но мне от этого ни жарко ни холодно. Не будет же он вместо Элис играть со мной в баскетбол или «Монополию», валяться на полу в моей спальне, слушая музыку и болтая обо всем на свете.
Когда Элис впервые сказала мне о том, что переезжает, я, разумеется, расстроилась, но не слишком. Я была уверена, что мы продолжим видеться хотя бы по выходным, которые она непременно будет проводить у отца. Ведь в книгах и фильмах оно так всегда и бывает. Но в жизни все оказалось совсем по-другому.
Мамаша Элис нанесла, как выразилась моя мама, фирменный удар под дых и записала Элис, а заодно и ее брата Джейми, на субботние занятия по фортепиано. Это означало, что теперь Элис не сможет приезжать к нам в Лимерик[1] по выходным, а только на каникулы и по большим праздникам. А если отец Элис захочет видеться с детьми чаще, ему придется самому ездить к ним в Дублин. Сейчас только сентябрь и до ближайших каникул целая вечность.
Но мама говорит, чтобы я не слишком обольщалась, потому что Вероника (так зовут мамашу Элис) наверняка исхитрится и найдет предлог, чтобы не отправлять детей к отцу на каникулы. Но я продолжаю надеяться. Что мне еще остается?
Завтра начало нового учебного года. Кстати, первого в моей жизни без Элис. А ведь мы познакомились еще в детском саду и с тех пор ни разу не разлучались. Я была рядом, когда Элис пролила на брюки молоко и ей пришлось переодеться в кошмарные колючие панталоны цвета детской неожиданности, которые воспитательница держала про запас в ящике для тряпок и прочих хозяйственных принадлежностей, так что все остальные ребята решили, будто Элис описалась.
Моя подруга никогда не смеялась, когда мама клала мне с собой на обед морковные палочки с брокколи. И бутылку воды в придачу, чтобы хоть чем-то запить эту гадость.
Элис была единственной, кто не дразнил меня за то, что я приходила в школу в заштопанных колготах, а все потому, что моя мама считала непозволительной роскошью выкидывать их из-за какой-то малюсенькой дырочки на коленке.
Помню, я как-то сказала маме, что смогла бы неделю обходиться без овсянки на завтрак, чтобы сэкономить деньги на новые колготы, но она приняла мои слова за не слишком удачную шутку.
Я не смеялась, когда мама Элис забыла положить ей в школу обед, и учителю пришлось просить одноклассников поделиться с ней чем-нибудь, а все, естественно, подсовывали самое невкусное, помятое и раскрошившееся. Однажды ей пришлось с благодарностью принять яичный сэндвич от Тома, который последний раз мыл руки лет примерно пятьсот тому назад. К счастью, мне удалось отвлечь его, пока Элис выкидывала сэндвич в помойку. Да уж, что ни говори, а без верных друзей в этой жизни никуда.
И вот вчера Элис с мамой все-таки уехали. До этого они долго собирались, паковали вещи и все такое. Мамаша Элис заявила, что расстается с ее отцом, потому что больше не может жить с ним вместе ни секунды.
«В силу неискоренимых противоречий», – как она выразилась.
Моя мама тогда заметила, что если бы отец Элис получил повышение по службе и купил своей жене новый серебристый «БМВ», о котором она так мечтала, то они бы жили долго и счастливо. Но мамаша Элис – первосортная честолюбивая карьеристка (как выразилась моя мама) и не может довольствоваться тесным домом с тремя крошечными спальнями и старым автомобилем.
Когда мама все это говорила, то, конечно, и не подозревала, что я могу услышать, ведь она беседовала по телефону с моей тетей Линдой. Не стоило ей так кричать в трубку.
Когда Элис уезжала, у меня чуть сердце не разорвалось от горя. Если бы мы были в кино, я бы наверняка рыдала и висла у Элис на шее, обнимала ее и говорила, что мы останемся друзьями на веки вечные, несмотря ни на что. Но на самом деле ничего такого я не делала. Мы с Элис привыкли обходиться без телячьих нежностей.
– Пока, Эл, – сказала я.
– Пока, Мэг, – спокойно ответила она.
Раньше нам с Элис вечно не хватало времени, чтобы наговориться всласть. А тут вдруг не знаю, что сказать. В голову ничего не приходило. И на душе будто кошки скребли.
Элис выглядела не лучше.
– Обещай, что будешь посылать мне мейлы часто-часто, – попросила она.
– Обещаю, можешь не сомневаться. Каждый день буду писать.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
