Андрей стоял и смотрел, как над младенцем заносят кривой вороненый нож. Верёвка больно врезалась в кисти рук, он попробовал шевельнуться, но чуть не упал - ноги тоже были плотно связаны.
Ребёнок заливался плачем, а толпа радостно ревела:
- Бей! Бей! Бей!
Крик ребёнка оборвался, и исчадье показал толпе окровавленные руки, потом провёл ими по своему лицу, оставляя кровавые полосы. Все ещё громче заревели: Саган! Саган! Саган! В толпе начали срывать с себя одежду, голые прихожане скакали возле алтаря Сагана и совершали неприличные действия.
Затем исчадье повернулся к монаху и сказал:
- Теперь твоя очередь отправиться к нашему Отцу! Ты будешь служить ему, ползать у его ног, вылизывать плевки, проклятый боголюб! Что, страшно, ничтожество? Ну где твой Светлый Бог, чего он тебя не защищает?
Утренний колокол, как всегда, прозвучал в пять утра. Андрей поднялся со своей узкой койки, не позволяя себе валяться ни секунды больше, чем положено, натянул рясу и поспешил в храм. Обычная утренняя молитва, потом Божественная литургия, и вот уже грядки с взошедшими огурцами.
Андрею нравилось это послушание в огороде, он выдёргивал стебли сорняков, пробивавшиеся из навоза, в котором торчали огуречные всходы, и думал: 'Сколько я здесь? Три года? Да, сегодня будет уже три года. Вряд ли кто-то меня ищет - за эти годы сменились правительства, одних олигархов разогнали, появились другие...а я всё в этом монастыре. Однако юбилей!'
Он усмехнулся, потом посерьёзнел, худое, скуластое лицо обострилось, и его мысленному взору снова предстала картина: в прицеле винтовки лицо мужчины, мягкое нажатие на спусковой крючок...голова мужчины разлетается, и брызги крови заливают выбежавшую маленькую девочку, которая смотрит на мёртвого отца. Она страшно кричит - ему не слышно крика, только в прицеле видно, как широко разевается её маленький рот.
Он бросает свд и уходит с крыши. На душе у него погано, а на его счёте в банке прибавится сто тысяч долларов.
Ему нет оправдания, он знал это. Все двадцать лет жизни, из тех сорока трёх, что пока что отпустил ему Господь, он убивал и убивал людей.
Вначале - на войне, на которую попал молодым парнем из глухой деревни.
Ему нравилось в армии - если в деревне ему надо было много работать за грошовую зарплату, и, в конце концов, спиться и сдохнуть где-то под забором, как его отец, то в армии, надо было только исполнять приказы командиров, и умело убивать людей.
Да и людей ли? Они не были людьми - так, мишени, в прицеле винтовки. Ему было интересно - хлоп! И цель погасла. Как в тире. Подкрался к противнику, резанул ножом по горлу - труп.
Скоро он достиг большого умения в уничтожении врага, его заметили и послали на специальные курсы - курсы диверсантов. Учили владеть всеми видами оружия, управлять транспортом, уметь маскироваться и втираться в доверие - с одной целью - убивать.
Государству всегда были нужны умелые убийцы, во все времена. Вякнул что-то лишнее журналист - отрезать ему голову. Предприниматель поднял голову - срезать её. Политик мыслит неправильно, антинародно - сделать так, чтобы больше не мыслил совсем.
А ведь кроме этого есть и личные интересы - ведь столько людей мешают жить! Мешают зарабатывать... Андрей не помнил уже, как и в какой момент он стал не солдатом, а наёмным убийцей - наверное, с тех пор, когда ему начали платить за ликвидации.
В армии всё было проще - приказали - убил - выпил - лёг спать. Ну и вариации - пожрал, потрахался... Тут же было сложнее - в мирной жизни ликвидатора надо было ещё заинтересовать, чтобы работал лучше. И его заинтересовывали.
К сорока годам он обладал круглым счётом в банке, десятью ранениями - восемью лёгкими и двумя тяжёлыми и грузом воспоминаний.
У него не было ни семьи, ни друзей - он, при такой жизни не мог позволить себе завести семью, или сблизиться с кем-то настолько, чтобы он стал другом. Ведь дружба подразумевает отсутствие лжи, семья - какую-то стационарную точку для проживания, а это приводит к уязвимости, и как следствие - к гибели.
В конце концов, на нём накопился такой груз совершённых убийств, что кто-то наверху сказал - Хватит! Он зажился! Он знает слишком много! - и его попытались убрать.
О - нет! Они научили его слишком многому, чтобы он мог так просто позволить себя грохнуть. Он ушёл, уничтожив своих 'чистильщиков' - вот только и жить, как прежде, он тоже не мог. Все ждали, что он, любитель хорошего вина, красивых женщин, кинется в бега за границу - благо у него были заграничные паспорта нескольких стран на разные имена - но Андрей, поразмыслив, поступил по-другому: он ушёл в монастырь. Да не в такой монастырь, где рядом были большие города, комфорт и сладка жизнь, а в настоящий монастырь - в тайге, далеко на севере, где монахи действительно думали о Боге, а не притворялись, думая, во время молитвы только о сладкой еде и удовольствиях.
