«Я в раю?»
Подо мною мягкая, словно перина, трава - лежать на ней легко и приятно. Сквозь шелестящие листья деревьев виднеется пронзительно голубое небо. Сочность красок запредельная – кажется, вокруг идеально яркий мир.
Если это не рай, то очень похоже.
Попробовал было встать, но тело не слушалось. Понемногу приходя в себя, вдруг почувствовал ледяное дыхание холода по спине – перед глазами возникла пугающе четкая картинка воспоминаний: ночной перекресток, перекрученный велосипед, сломанная, будто кукла, фигурка Кати на обочине.
Вспомнил, как с криком, совершенно не осознавая, что делаю, бросился вперед, с ненавистью распахивая дверь черного кроссовера. Это была полная машина опьяненных безнаказанностью и веществами мажоров, а за рулем сидела необычайной красоты девушка с восточным разрезом огромных миндалевидных глаз. Даже несмотря на дурман, она завизжала от страха, лишь едва увидев мое лицо. В машине играла музыка, так громко – что я даже не услышал выстрела. Заметил только черный кружок дула пистолета в руке широкоплечего лысого парня на пассажирском сиденье. Яркая вспышка, и все. Воспоминаний больше не было. Нет, было. Номер машины – три шестерки, вкупе с тремя удивительно говорящими буквами.
С трудом сглотнув, снова попытался встать, осмотреться – но тело не слушалось, а из груди лишь вырвался едва слышный стон. Хотелось подняться, и бежать – куда-нибудь, лишь бы узнать, как Катя, жива ли она. Прорвавшиеся из воспоминаний отголоски ее леденящего душу крика – за миг до удара, пугающе четко раздались в ушах.
Вдруг надо мной появилось чужое лицо. Совершенно непривлекательное, пугающее – крупное, грубое, с затейливой вязью татуировки, спускающейся со щеки на шею. Заметив испуг, незнакомец оскалился, показав крупные желтые зубы и грубо поднял меня, встряхнув как тряпку. До боли стиснув предплечье, он потащил меня вперед – я едва поспевал, с трудом переставляя непослушные ноги.
Осматриваясь, осознал, что нахожусь в ухоженном саду, огражденном высокой каменной оградой. Взгляд мой на мгновенье упал на архаичную повозку у закрытых сейчас ворот – это на ней меня сюда привезли, без сомнений. Миновав заросли аккуратно подстриженных кустов, надсмотрщик – я заметил у него за поясом витой кнут, вывел меня к навесу с жаровней.
Здесь были люди. Вокруг жаровни на земле лежало и сидело несколько десятков рабов. Испуганные, безразличные, опустошенные – самые разные мужские лица рассмотрел я, приближаясь к навесу. У каждого на шее был кожаный ошейник, через металлическое кольцо которого была пропущена веревка, связывающая всех в вереницу. Из одежды кроме ошейника лишь у некоторых были набедренные повязки из грубой ткани. Только сейчас я понял, что и на мне – кроме обернутого вокруг бедер грязной тряпки, больше ничего нет.
Некоторое из рабов постанывали от боли – присмотревшись, я с ужасом увидел отметины ожогов на их щеках в виде трилистника – судя по виду ран, выжжены клейма были только что. Заполошно закрутив головой по сторонам, у воздушной беседки неподалеку, возле шеренги склонивших головы группы нагих рабынь, заметил двух человек – будто сошедших с картинки учебника античности. Один из них, статный и высокий, с посеребренными сединой висками, был в тоге с пурпурной полосой по краю – сенатор. Его высокое положение подчеркивал эскорт из четырех преторианцев в красных плащах - солнце расцвечивало бликами их дорогие, вычищенные до блеска анатомические панцири. На прямоугольных щитах воинов была изображена эмблема в форме красного угловатого орла.
- Павел, ты не перестаешь меня удивлять! Где же ты достаешь подобную красоту? – неожиданно для меня проговорил сенатор на чистом русском.
Его собеседник, тучный и низкорослый мужчина в мешковатой синей тоге, в ответ лишь подобострастно поклонился.
- Неужели это аркадианка? Верно? – сенатор шагнул вперед, к одной из рабынь, чью наготу едва прикрывали скудные лохмотья. Он взял ее за подбородок, заставляя поднять лицо, и у меня груди невольно рванулся сдавленный крик – это была Катя! Но возглас моментально захлебнулся – на шее железными тисками сжалась лапа татуированного надсмотрщика, сгибая меня вниз. Чуть разжалась она только тогда, когда я едва слышно захрипел - виски сжало чугунным обручем, а перед глазами появились черные круги. Второй рукой надсмотрщик завел мне за спину запястья, и грубо сжал их, заставив застонать от пронзившей боли.
Сенатор между тем, бесцеремонно держа Катю за подбородок, продолжал с интересом ее рассматривать. Склонившись в три погибели, не обращая внимания на боль, я с отчаянием видел, как по испуганному лицу моей любимой девушки катятся слезы.
- Ну, и… – протянул сенатор.
- Цена лишь для тебя, мой господин, другим я…
- Сколько?
- За такие деньги ты нигде не найдешь аркадианку такой красоты и свежести, а…
- Павел! Сколько?!
- Только для тебя, мой господин - три миллиона сестерциев, - низко поклонился работорговец.
Сенатор, услышав сумму, покачал головой и в изумлении выдал губами дребезжащий звук, отпрянув и отбросив руку так, что голова Кати дернулась.
