«Я в раю?»
Подо мной была мягкая, словно перина, трава — лежать на такой легко и приятно. Сквозь шелестящие листья виднелось пронзительно-голубое небо. Сочность красок казалась невероятной — идеально яркий мир.
Осознавая, что вновь очнулся после смерти — теперь самой настоящей — в саду рабовладельца Павла из Лаэрты, я попытался привести в порядок мысли. В этот раз даже встать не пытался. Понемногу приходя в себя, глядя сквозь кроны деревьев на небосвод, почувствовал ледяное дыхание холода по спине — перед глазами как живая возникла картинка того, как одинокая слезинка катится по щеке Сакуры.
От тяжелой, всепоглощающей злости — заполнявшей сознание, — не давая холодно осмыслить произошедшее, из груди вырвался едва слышный стон.
Евгений Воронцов против Неприветливой Реальности: счет «ноль-четыре» не в мою пользу. «Ноль-четыре» — это если не забывать о смерти Юлии и переходе Кати в состояние растения, принесших два дополнительных очка в пользу Реальности.
Забывшись в мыслях, я дернулся было — пытаясь подняться, но тело не слушалось. Зажмурившись, выдохнул и раскрыл ладони, формируя жидкое пламя и понемногу втягивая в себя энергию. После того как по жилам бурной горной рекой потекла обжигающая боль усвояемой магической силы, не сдержал стон. Чувства моментально обострились — я услышал шелест листьев над головой, очень далекие негромкие голоса и тяжелые приближающиеся шаги.
Открыв глаза, встретился взглядом с подошедшим Гармундом. Знакомое, совершенно непривлекательное лицо — широкое, грубое, с затейливой вязью татуировки, спускавшейся со щеки на шею. Надсмотрщик недоуменно оскалился, показав крупные желтые зубы, и грубо схватил меня за предплечье, пытаясь поднять. Используя его руку как рычаг, я встал сам и, не сдержавшись, резко дернул. Словно сломанный сухой сук треснула кость, а крик Гармунда заглушил хлесткий удар наотмашь ладонью по лицу. Ошеломленный надсмотрщик упал, а я, выплескивая остервенение накопившейся злости, ударил ногой сверху вниз, ломая ему шею.
Так. Спокойнее надо быть — мысленно сказал сам себе, приводя дыхание в порядок и осматриваясь. Ухоженный сад, огражденный высокой каменной стеной, никак не изменился с предыдущего посещения. Ворота, у которых когда-то стояла архаичная повозка, были закрыты, а телега отсутствовала.
И, как и в прошлый раз, на мне была лишь набедренная повязка. Коротко осмотревшись по сторонам, я присел рядом с трупом надсмотрщика и протянул к нему раскрытую ладонь, объятую жидким огнем. Когда почувствовал на лице обижающий жар, невольно искривил губы в гримасе отвращения, глядя на исчезающего в пламени надсмотрщика. Несколько секунд — и на месте трупа осталось лишь выжженное пятно желтой земли в форме человеческого тела.
Поднявшись, вновь осмотрелся. Никого. И, кинув взгляд поверх деревьев, заметил далеко вдали плотный столб поднимающегося дыма. Точно. Наступает последний день Помпеи — вспомнил я год, в котором жил мир Империи — находящийся неподалеку от города Везувий пробуждался.
Отличное начало нового дня в новом мире.
Закинув руку за спину, пощупал место чуть ниже шеи. Там, где всегда — что здесь, — в Новых Мирах, что в первом отражении — чувствовал под кожей нейроблок. Точнее, раньше чувствовал — сейчас под кожей не ощущалось ничего.
Пытаясь справиться с эмоциями, отошел к дереву и сел в тени, прислонившись к стволу, собирая мысли в кучу. Жуткой смеси непонимания и паники, как в прошлый раз после воскрешения, не было, но мысли путались, словно скача галопом. Догадки сменяли одна другую, а кулаки то и дело сжимались в бессильной ярости.
«Прошу тебя, не отказывай девушке, которая в тебя влюблена», — зазвучали в ушах мелодичные слова, произнесенные с чарующим акцентом. Влюбленные девушки — смертельно опасная сила. Вот только раньше бы об этом знать — скрипнул я зубами, поднимаясь с земли.
Ребекка должна найти меня с помощью Карты Хаоса в ближайшее время — а пока можно наведаться в гости к Лаэртскому. И одежду найти какую-нибудь — не в набедренной же повязке графиню встречать.
Миновав заросли аккуратно подстриженных кустов, бесшумно вышел к навесу с жаровней. Сад оказался пуст — ни рабов, ни надсмотрщиков. Пройдя по ухоженной тенистой аллее, вышел к широкой мраморной лестнице, ведущей на террасу, огражденной балюстрадой. Миновав анфиладу ниш, в которых прятались чудесные статуи, зашел в сад.
— Всем привет, — по-свойски произнес я, не подумав, и едва дернул губой. Хорошо Ребекка не видит, а то было бы сейчас неуютно под строгим взглядом зеленых глаз — графиня в последнее время внимательно следила за моими манерами.
Павел из Лаэрты, играющий в шахматы под сенью раскидистого дуба, начал подниматься в недоумении, его гость — немолодой седой мужчина в тоге — удивленно посмотрел на меня.
Глухо загремело железо, и ко мне быстрым шагом направилось сразу трое воинов, скрывавшихся до этого момента в тени арки.
— Стоять! — убедительно произнес я, поднимая раскрытые ладони. И вздохнул — охранники виллы останавливаться явно не желали, обнажая мечи. Огненная плетка хлестнула вперед, остановив порыв нападавших — свалившихся безжизненной и неприглядной кучей на тропинке.
