1
Взойди на борт, друг Менипп, поплывем в воздухе Тартара. Искрящиеся волны вновь курятся, и на море лежит печаль. С лика пучины взываю к тебе. Сирены. Левиафан. Белоглавые валы не улягутся. Дуйте, попутные ветры, наполняйте счастливые паруса. Гавань после штормов всего отрадней. Пряности, слоновая кость, обезьяны. Безбрежному океану моего разума покой неведом.
— Мистер Мильтон, сэр.
В постель, Джон. Свеча догорает. Ты истязаешь глаза чрезмерным усердием. Встает рассвет, и солнце озаряет крыши домов на Бред-стрит, а ты корпишь над мифами и хрониками. Что это за книга лежит на твоем кресле? Nel mezzo del сатгп di nostra vita. Итальянская поэзия, по которой я некогда странствовал. Лисидас. Блуждая по Ист — Чипу. Оды. Герои. Вижу слепого Самсона, опу-танного веревками и плененного во тьме. Плод похоти горек, но я все еще подвержен соблазну. Ах, Самсон, в вечности Ист-Чипа. В юности я был красив и безбород. В юности я жаждал великого. Уходите, сэр, уходите. Вы должны вовлечься в людские дела. Вот письма для Совета. Посланец ждет.
— Мистер Мильтон, проснитесь.
Путешествие Палинура было не более благословенно, чем это. Я проплыл по рекам Лондона — реке Уолбрук и реке Флит — и пересек озера Италии. Буря у тебя в голове, Эней, мне известна. Твое странствие — оно и мое. А когда богиня Диана пророчествовала о Британии, он очнулся и счел видение священным. Он отплыл к тому благословенному острову — острову ангелов, как плыву сейчас и я. Англия, новая Англия. Воздвигнутся ли башни Элизиума на этой земле? Или же видение затмится? О да, звезды движутся. Мы дрейфуем не только по морю, но и по небу. Артур. Арктур. Плеяды. Семикратно. Когда я родился, ветер дул с севера. Когда утренние звезды запели вместе, я отправился в путешествие.
— Пробудитесь, мистер Мильтон. Сэр, пожалуйста.
Солнце тогда пробилось сквозь тучи как благословение, осветив мне лицо, и я услышал голоса моряков. Убирайте паруса. Для безопасности. Шторм. Буря на море. Мы прижаты к скалам Аттики — и огни на мысу предвещают нашу судьбу. О духи глубины, спасите нас. Возродите мои надежды, ибо я слеп. Течение увлекает меня вниз, и вместе с Одиссеем я бреду среди утопленников, в глазах у них — мольба. Тьма и бездна. О Боже, вызволи нас из сна. И после этого — наше изгнание.
— Прошу вас, поднимайтесь, мистер Мильтон.
— Что? Что такое?
— Показалась новая земля!
2
— Так мы у цели? Это и есть тот самый долгожданный берег? — Его кресло из черного дерева было привязано к стоявшей на палубе бочке с маринованной селедкой, а пояс для надежности охватывала толстая бечева. Он сидел в парусиновом плаще: длинные рукава полоскались на ветру, который овевал ему лицо. Глаза его были широко раскрыты. — Скажи мне, Гусперо, что там?
— Серые камни, вроде мрамора. Крупная галька. Высокая трава. Похоже на Хэкнейские топи дождливым утром.
— Недоумок. Вглядись получше.
Юноша стоял рядом с хозяином, слегка касаясь его плеча.
— Вижу небольшие бухточки и песчаные отмели. Кустарник. — Он принялся насвистывать привычный мотив, но хозяин велел ему умолкнуть. — Море сейчас довольно спокойное, сэр. Развязать вас?
— Нет. Погоди. Сквозь воду мне слышится движение.
Гусперо знал, что у слепца порой возникают внезапные, однако безошибочные ощущения, и потому, обводя глазами залив Массачусетс, он далее не шевельнулся, а корабль тем временем начал раскачиваться и колыхаться.
— О Господи. Там есть что-то еще. На береговой полосе.
— Говори что.
— Вроде бы огонь, а вокруг него танцуют какие-то фигурки. Смахивают на лисиц.
— Лисицы никогда не танцуют, разве что на маскараде. Они скачут и прыгают, но не умеют двигаться плавно. Это либо туземцы, либо бесы. Ты веришь в бесов, Гусперо? — Джон Мильтон улыбнулся, но тут же поежился на крепнущем ветру. — Проводи меня внутрь.
Юноша отвязал бечевку, помог хозяину подняться с кресла и, шагнув в узенькую дверь, повел его по проходу вглубь корабля. Здесь ударял в нос застарелый дух зерна и камфары, апельсиновой корки и перца, жучка и пороха, овсянки, пива и сыра; все запахи смешивались, но каждый чувствовался по отдельности. После морской свежести и чистых дуновений Новой Англии слепец с поводырем словно бы очутились в застоявшемся воздухе лондонского прошлого. Встречные пассажиры, спешившие на палубу, почтительно застывали на месте, пропуская Джона Мильтона. Склонившись перед ним, пока он направлялся к себе в каюту, они затем опрометью бросались взглянуть на видневшийся берег. «Воистину это Божья страна, — воскликнул кто-то. — Эдем в пустыне». Мильтон остановился и усмехнулся, заслышав второй голос: «Столь гордый народ пустит здесь корни, что само древо достигнет небес. Мы станем кедрами земли обетованной!»
