Трапе удивился, впервые увидев Моль на гравиевой дорожке перед домом. Он открыл окно, но не закрепил его, и облокотился о подоконник, чтобы она его заметила. Он не двигался, она открыла садовую калитку, взяла из ящика газету, он не произнес ни слова.
Потом он понял, что все происходило так медленно, что она просто не могла не повернуться. Она посмотрела на него долгим взглядом и неторопливо продолжила свои путь по поляне. Он снял кепку с рекламой магнитол «Пионер» и старательно почесал в затылке.
В первый день в новой квартире, в одну из июльских сред, он действительно слышал женский голос в одной из комнат на втором этаже, но только тогда, именно в тот момент, когда она повернулась, закрыла калитку, подняла мокрые волосы и скинула с себя сандалии, Траве понял, что, переехав, он поступил разумно. Наконец-то он нашел дом и квартиру, которые ему нравились.
Он долго рассматривал ее и понял, что она возвращалась с пляжа, он заметил, как она стряхнула мелкий песок с загорелых ног и повесила мокрый купальник на веревку.
Она повернулась в его сторону и помахала. Вообще-то она всего лишь подняла правую руку и качнула ею, но Тране знал, что надолго запомнит этот жест, и он энергично помахал ей в ответ, а потом закрыл окно и пошел на кухню.
Черт побери, прошептал он.
И внезапно он осознал, что именно в этой квартире ему суждено прожить довольно долго, может, много месяцев, а может, и много лет, во всяком случае, дольше, чем где бы то ни было. Правда, после рождения он прожил под одной крышей почти шесть лет, установив, таким образом, семейный рекорд; тренировка перед пребыванием в вечности, прокомментировала мама, переехав затем жить на юг.
Он начал с энтузиазмом распаковывать огромные коробки, как будто готовился к этому в течение многих лет.
Он не всегда так распаковывался. Иногда он доставал только самое необходимое из вещей, потому что он часто переезжал с места на место, пожалуй, слишком часто, но никогда не скучал по оставленным местам, ни разу в жизни, потому что он постоянно видел перед собой новые возможности.
Он критически осмотрел кухню, в которой находились стол на стальных ножках, четыре стула и разделочный стол под дуб. Все остальное было белым, как в лаборатории. Потолок — желтовато-белый, без плинтуса. Рядом с одним из кухонных окон — желтый вентилятор. Пол был покрыт узорно выложенными синими плитками с крошечными белыми и желтыми цветочками. Двери — белые, холодильник — белый. По уютности квартира могла сравниться с рестораном в современном аэропорту, а кухня пахла клеем и синтетическим моющим средством. Но ему это нравилось. Ему нравилось входить в новый дом, где все сверкало чистотой и белизной, а ковры во всех комнатах были после химчистки. Уборку в квартире делало бюро услуг, на одной из дверей висела табличка «Томс Сервис», которую он внезапно сорвал и бросил в камин.
Въехав в квартиру, он узнал, что в ней четыре комнаты, по крайней мере, одна комната была лишней, но у него набралось столько барахла, что он просто закинул его в пустую комнату и закрыл дверь. Иногда, съезжая с квартиры, он оставлял коробку со старой одеждой, которую собирался выкинуть, но чаще всего возил ее с собой до тех пор, пока она помещалась в машину.
Он слышал, как она легко пробежала по лестнице, и заметил, что она что-то напевала, очень тихо, но он сразу догадался, что это версия «Вальсирующей Матильды» Рода Стюарта. Он подождал, пока она доберется до куплета, который он знал, и тогда Тране тоже запел высоким голосом, ясно и отчетливо. Пел, пока она не остановилась у своей двери, а когда она вошла в квартиру на втором этаже, они запели хором. Она от всего сердца рассмеялась, закрыв дверь. В этом он был уверен.
Тогда он замер.
Первое, что он сделал на следующий день, это постарался устроиться на работу на бензоколонку на углу.
Он знал ее владельца, огромного шведа, переехавшего в Норвегию после того, как от него ушла жена, и Тране, который был знаком с ними обоими, без колебаний вошел в автомастерскую, чтобы выпытать у него: Ты знаешь Моль?
Да, ответил швед.
От него пахло маслом и спиртом. Он, словно хирург, препарировал ржавый фордовский генератор.
Она замужем?
Да, и причем круглосуточно. День и ночь. Ой-ей-ей, как она замужем, сказал швед и начал откручивать крышку. Немногие в этом городе так прочно замужем, как она. И нет другой, на которой столько мужчин хотели бы жениться.
Что ты имеешь в виду? спросил Тране.
Я имею в виду того парня, за которым она замужем, сказал он. Он с сомнением посмотрел на Тране. Он не из тех, с кем стоит связываться.
Уж это точно. Он тихий, мирный и с тараканами в голове. Мне-то все равно, но я не стал бы крутить с этой дамочкой. Он становится таким мерзким, когда напьется, в самом деле мерзким, и на него нельзя положиться. Единственный, кому удается держать его в руках — это Молли. Во всяком случае, так было до сих пор, добавил он. Он звонит ей каждый божий день, если он на работе.
Молли?
Все зовут ее Моль. Уже не знаю, почему. Но ему не нравится, когда другие называют ее Молли.
А где он работает?
