Здесь четыре короткие истории о русских мальчиках.
В первой рассказано о школьниках, решивших порыбачить на Волге, вместо того чтобы идти на уроки. Это одно из ранних приключений, один из тех детских «побегов», которые хорошо всем знакомы и чаще всего хорошо кончаются.
Три следующие истории показывают детей на войне.
В деревне, захваченной неприятелем, маленький Вася отвлекает внимание немецких солдат от советских партизан, к которым ушла его мать. Рассказы «Мальчик из Семлёва» и «Командир» рисуют подростков, отважно помогающих воинскому труду Красной Армии. Самые юные бойцы, ещё не вполне осознавшие свой героизм, пылко отдают возвышенную, отроческую чистоту своей души всеобщему стремлению защитить родную землю от врага.
Великая Отечественная война необыкновенно быстро растила новое, закалённое боями поколение советского народа. Дети скоро становились смелыми юношами, и юноши делались бесстрашными мужами, и мужи превращались в богатырей.
О таком росте детей, о мужании мальчиков и рассказывает эта книга.
Нас было три товарища: Коля, Саня и я. Мы жили в одном дворе и очень гордились, что всем троим нам было тридцать лет. Саня любил подраться, но мы вдвоём с Колей были сильнее его, поэтому он нас не трогал. Ему дали прозвище «Санька Широкий Нос». Он сердился, когда его так звали.
Один раз осенью мы сидели на лавочке у палисадника и разговаривали. День стоял ясный. Желтобокая синица, насвистывая, винтом вилась по веткам ивы в палисаднике, и мы пристально смотрели за ней.
— Ни капельки не боится, — сказал я.
— Попробуй, поймай, — сказал Коля.
— А что лучше ловить: птиц или рыбу? — спросил Саня.
— Рыбу, — ответил Коля.
— Как бы не так! — сказал Саня. — Птицу поймаешь, посадишь в клетку, она поёт. А рыбу не успеешь поймать, она уснула — куда её? Коту Ваське, обжоре.
— Да ты порядочной рыбы никогда и не ловил. Наверно, только чехонь[1] таскал, — засмеялся Коля.
— А ты что таскал? Баклешек?[2] — рассердился Саня.
— И сазанов[3] ловил, — строго проговорил Коля.
Тут я не выдержал:
— Зачем ты, Коля, врёшь?
— И ничуть не вру! Нынче летом на Волге, в Беленьких[4], я ловил сазанов.
— А я прошлым летом с мамой жил в Беленьких, — сказал я, — там сазаны не ловятся.
— Ты в каком месте ловил?
— И с берега ловил и с дощаников[5].
— А надо с конторки[6]. Там они здорово берут.
— Ты, поди, вот такого поймал? — спросил Саня и показал мизинец.
— Я в три ладони поймал! — опять строго сказал Коля и отмерил на руке три ладони, до локтя.
— Завирай! — тряхнул головой Саня. — Вот как дам тебе…
— Попробуй! — сказал Коля и подвинулся ко мне.
Я тоже подвинулся к нему, и Саня отвернулся от нас в сторону.
Синица в этот момент оторвалась от ветки и быстро полетела, ныряя в воздухе, а ивовая ветка долго раскачивалась, точно прощалась. Я глядел вслед синице, пока она не исчезла, и мне вдруг стало грустно, что лето прошло и не возвратится; и я увидел, что и Саня с Колей тоже подумали о чём-то грустном, только Саня всё ещё сидел отвернувшись.
— Ты правду говоришь, что в три ладони? — спросил я.
— Знаешь что, — сказал Коля вместо ответа, — давай с тобой поедем в Беленькие.
Он глядел на меня своими жёлтыми смелыми глазами, и я подумал: «Нет, Коля врать не может».
— Как же мы поедем?
— Очень просто, на пароходе. Утром поедем, после обеда — назад.
— А деньги?
— Пустяки какие! — сказал Коля, ткнулся подбородком в моё плечо и шепнул на ухо: — У меня деньги есть, хватит.
Саня встал, сделал три шага, обернулся, сказал нам:
— Не больно надо, завиралы! — и ушёл.
— Санька Широкий Нос! — крикнул я ему вдогонку.
Он погрозил нам кулаком, а мы стали обсуждать, как поедем ловить сазанов.
Через день, как обычно, мы с Колей вышли поутру в школу, на полдороге повернули в другую сторону и пошли тихой улицей на Волгу. Сначала мы не глядели друг на друга, чтобы кто-нибудь не догадался, что мы в сговоре. У нас в карманах были волосяные лески[7] с крючками, а в школьных сумках — завтраки. Мы шли всё быстрее и быстрее и наконец пустились бегом.
Когда мы прибежали на берег, — раздался отчальный гудок парохода, на котором мы должны были ехать.
«Гу-гу!» — прогудел он коротко, что на пароходном языке означало: «Прими сходни,[8] я поехал».
Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны, носовая чалка[9] уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:
— Отдай кормовую!
Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом за ним.
— Ну давай, прыгай! — крикнул он, протягивая нам руку, и мы прыгнули с пристани на корму парохода, а парень сбросил чалку в воду.
Это был небольшой пароход, из тех, какие ходили в ближние сёла и назывались «купцами». Вся его палуба, и корма, и нос были завалены пустыми корзинами из-под яблок, и весь он пахнул яблоками, точно шёл не по воде, а по саду. На корму явился помощник капитана, и Коля важно купил у него билеты. Мы разлеглись между корзинами, стали смотреть, как бурлит под винтом вода. Пароход подходил ко всем маленьким пристаням, понемногу выгружая корзины. Мы с Колей проголодались, долго терпели, потом решили съесть один завтрак, но не удержались и съели оба: очень разыгрался аппетит от свежего ветра и яблочного духа.