― Итак, господа, подводя итоги сказанному, ― директор обвел тяжелым взглядом всех собравшихся, ― с сегодняшней ночи назначаются дежурства. Дежурим парами, с отбоя, то есть с девяти часов вечера и до побудки. То есть, до шести часов утра. Далее ― обычное ваше расписание и ежедневные обязанности. Будьте бдительны. Если заметите подозрительные передвижения, присутствие в спальнях несоответствующих лиц, посторонних или животных, сборища учеников больше двух вне спален, блуждание по коридорам дальше сортира, активность после отбоя, разговоры и прочий шум ― немедленно пресекайте. Чересчур активных ― в карцер до утра, потом разберемся. Всем понятно?
Слушатели согласно забормотали. Директор прошелся туда-сюда перед столом, стуча тростью.
― Лист с расписанием дежурств будет висеть в учительской через час. Настоятельная просьба ознакомиться до ужина, чтобы исключить недопонимания, опоздания и идиотские вопросы. Вопросы любой степени идиотизма лучше задавать прямо сейчас.
― Господин Фоули, ― учитель математики поднял руку, ― означает ли это, что дежурство продолжается всю ночь? А когда же спать?
― Время дежурства разделяется на две смены. И мне, и коменданту, и падре Кресенте, и даже нашему всевидящему оку Надзора, придется дежурить точно так же, как и вам. Не забываем, что наше учебное заведение ― не просто школа. Мы ― школа второй ступени, и наша ответственность перед обществом гораздо серьезнее, чем у преподавателей начальных школ, профучилищ и прочих институтов. Прошу не забывать об этом ни на минуту.
Еще бы, подумал Лео, попробуй забудь. Два года практически тюремного заточения, чтобы в финале прогнать детей через дистингер и отделить овец от козлищ. И даже высокая вероятность, что козлищ в стаде не окажется, заточения не отменяет.
― Еще вопросы? Нет? Тогда расходитесь по своим классам, господа, сейчас будет звонок.
И правда, затрезвонил звонок, начиная новый учебный день.
Лео подождал, пока выйдут те, кто спешил на занятия. У него имелся час перед уроком истории, и в другой день можно было бы поспать на час подольше, но директор еще с вечера объявил об утреннем сборе для всего педсостава.
Предыдущей ночью ученики набезобразили в интернатском подвале ― кто-то повесил на трубе куклу в школьном платье, до истерики напугав явившуюся среди ночи в подвал толпу подростков. На взгляд Лео, ничего особо криминального в этой выходке не было ― все-таки день Всех Святых располагает. Но Фоули рассвирепел и таки нашел виноватого. А вчера после ужина обнаружилось, что сбежал один из учеников, Маттео Маллан.
Как понял Лео, побег ученика ― не то чтобы особо редкое явление. Подростки, не привыкшие к суровой жизни в интернате, сбегали время от времени. Как правило, их даже не разыскивали: через сутки-полтора родственники возвращали беглецов обратно. Сразу искать начинали тех, кто был на государственном обеспечении, детдомовцев. Эти уж если сбегали ― так сбегали наверняка.
Маттео Маллан был мальчик домашний, непуганный. Восьмой класс, первый год в школе второй ступени, два месяца в интернате.
― Слышь, Серый, ― в опустевшем коридоре Лео догнал физкультурник, здоровенный детина не намного старше самого Лео. По этой ли причине, или по причине общего простецового хамства, физкультурник не утруждался обращением к молодым коллегам по имени. ― Закурить найдется? У тебя есть, я знаю. Пойдем, подымим.
Лео ловко увернулся, избегая похлопывания по плечу, но кивнул, как мог, приветливо.
― Привет, Большой Ро. Угощу, конечно.
― Своими дамскими конфетками?
― Чем есть, Ро. Вонючего матросского табака можешь у Фоули попросить.
― У него снега зимой не допросишься, ― хохотнул физкультурник.
Они спустились по широкой лестнице ― ее ступеньки словно обкусал по краю какой-то великан-камнеед ― пересекли пустой холодный холл и вышли на крыльцо, в промозглый воздух ноябрьского утра.
Небольшую площадку перед крыльцом обрамляли почти облетевшие узловатые тополя, а от улицы ее отделяла высокая кованая ограда, всегда запертые ворота с калиткой и будка сторожа, оплетенная девичьим виноградом, еще не растерявшим пурпурные листья. За оградой вся улица тонула в сыром сумеречном тумане. В воздухе висела морось, и брусчатка, залепленная мокрыми листьями, блестела.
Лео достал серебряный портсигар и предложил физкультурнику тонкие сигариллы. Тот схапал две, одну сунул за ухо, другую в рот и нагнулся к артефакту-зажигалке, который Лео прикрыл от ветра рукой.
― Ммм, вишенкой пахнет, ― Большой Ро выдохнул ароматный дым и зажмурился, ― тебя твои богатеи-родители, что ли, спонсируют? Такие стоят, как вся моя жизнь, наверное.
― Нет. Это старые запасы. Наслаждайся, пока есть.
Лео оперся спиной о квадратную колонну, раскурил сигариллу. Сам он курил не часто и немного, но запас хорошего курева имел. Еще со студенческих времен он обнаружил этот забавный, но действенный способ подружиться с коллективом ― совместное посещение курилки, крыльца или балкона, чтобы немного подымить, поболтать, или помолчать, послушать. Загадочная близость и откровенность возникает в эти минуты между курильщиками. Такая своеобразная простецовая магия.