Ленинградский коверкот

СИМАЧЕВ Леонид Алексеевич родился в 1950 году в городе Сковородино Амурской области. Работал в зейской экспедиции Мосгипротранса на участке Бам — Тында. Закончил в 1971 году Дальневосточное мореходное училище города Находки. Плавал начальником радиостанции китобойного судна флотилии «Владивосток». В настоящее время работает инженером на телевизионной приемной станции «Орбита». В 1982 году закончил заочное отделение Литературного института имени А. М. Горького.

Рассказы Л. Симачева публиковались в альманахе «Приамурье мое», журналах «Октябрь» и «Студенческий меридиан». Он участник первого зонального совещания молодых литераторов Дальнего Востока в Петропавловске-Камчатском 1981 года, VIII Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве.

Меня всегда обнадеживает густо насыщенная событиями биография молодого писателя, особенно прозаика. Такому есть что сказать. Он много повидал и людей, и разных мест, а это значит, что в его произведениях будут самые различные по характеру и труду персонажи, будут и разнообразный ландшафт и пейзаж, что тоже немаловажно для художника. Такая насыщенная событиями биография говорит о том, что писатель и сам немало испытал и перенес невзгод и трудностей, что опять же благотворно для создания настоящих полнокровных книг.

Вот такая биография и у Леонида Симачева. Родился он на Дальнем Востоке в семье железнодорожника. Такой житейский факт позволяет домыслить то, что уже с малых лет в сознание будущего писателя вошли разговоры о поездах дальнего следования и путях, которые ведут в новый, неведомый еще мир, и о людях, которые всегда находятся в движении. И как следствие — конечно же, такое не может остаться безответным — возникает желание повидать то, что находится за отцовским порогом.

Основная тема, конфликты рассказов — социально-нравственные. Потребность поделиться с окружающими мыслями об увиденном и пережитом есть в каждом из нас… Сберечь душу — задача, которую хотелось поставить подборкой этих рассказов. Сохраним в душе все хорошее и чистое — значит сохраним океан и землю, реку и лес, озеро и луг… Убережем сердца близких нам людей.

Благородная задача. Сегодня особенно актуальная.

Сергей ВОРОНИН,

лауреат Государственной премии

РСФСР

ДВОЕ

К лагерю они подошли утром. Солнце только выкарабкивалось и осветило умытую росой осеннюю тайгу, по всем правилам поставленные палатки, а река сразу отдала синевой.

Первой, хромая на переднюю ногу, шла олениха, за ней плелся олененок. Почуяв людей, олениха встрепенулась, застыв на мгновение, потом снова пошла, но пошла медленнее и изящней, легко и грациозно поджимая ногу. Одну палатку они миновали не останавливаясь. У другой замедлили шаг. Олениха подошла к дощатому столику на вкопанных березовых ножках, раздувая ноздри, обошла кругом и замерла, нехотя пощипывая еще росный мох. Олененок, доковыляв до матери, потянулся было к столику, но, сделав всего шаг, устало подогнул ноги и лег на землю. Стояла тишина…

Воздух был колким и резким, пьяняще пах, и в носу приятно пощипывало. Пашка стоял на берегу реки, голый по пояс; на ветках тальника, качаясь, висело полотенце. Река шуршала галькой там дальше, на повороте, а здесь, у берега, была пленка тонкого утреннего льда, покрытая мозаикой немыслимых узоров. Не смея нарушить этот первый воздушный лед, он долго стоял, пока кожа на теле не стала гусиной, потом осторожно сделал первый шаг. Хр-русть… Хрусть… Пашка ощутил тяжесть воды, сдавившей ноги в резиновых сапогах. Лед треснул. В кустах испуганно закричала сойка. «Все. И нет тишины, — подумал Пашка. — Наступило утро». Пузыри воздуха, булькая, вырывались из-под ног. Он шел, пока позволяли сапоги, ставшие холодными и неприятно облегающими голень при каждом шаге.

Мылся он, шумно фыркая и ухая от каждой пригоршни воды. С наслаждением растирал покрасневшие плечи, грудь, живот. Кусок льда колыхнулся и, неуклюже поворачиваясь, тихо двинулся к середине реки. Осторожно, боясь поломать, Пашка отделил его от воды, которая будто вцепилась в лед, присосалась и, чмокнув напоследок, все же отпустила. Он поднял кусок над голевой; вода стекала по рукам и капала на волосы. Он посмотрел на солнце сквозь лед. Огненная гвоздика расползлась по льду, и чем ближе к себе подносил его Пашка, тем больше она становилась. И уже целый букет растекается по льду… Хруп! И в руке остался один кусочек. Очень уж тонок первый лед… Размахнувшись, Пашка бросил его. Что-то блеснуло на солнце: раз, другой, и тихий всплеск на воде.

Сапоги хлюпали на босой ноге при каждом шаге, когда Пашка поднимался по крутой тропе от реки. Этот противный звук всегда раздражал Пашку, и он побежал, тяжело топая и махая руками, чтобы разогреться.

У палатки он увидел олененка, только что вскочившего и широко раскрытыми глазами смотревшего на него. Пашка растерянно остановился… За три недели в тайге он такого еще не видывал и подумал: «Неужели дикие?..»

В голове все смешалось, и он обалдело смотрел на оленей с жадным любопытством человека, увидевшего впервые что-то новое, недоступное. И всем существом он желал, чтобы они не исчезли сейчас и постояли еще хоть капельку и чтобы олениха вот так, подрагивая губами, потянулась к олененку, рывком вытянув шею, на которой болталась веревка. «Нет, домашние. От стада отбились, что ли?» — и он еще раз глянул на обрывок веревки и понял, что они никуда не уйдут. Сейчас, по крайней мере.