На второй вечер после возвращения Вадима и Лены в Москву у Осиповых-старших, дабы Ленке не возиться с угощением, собрался весь «кагал». Приехали обе пары Баковых, старшие и младшие, тетя Оля, разумеется, и бабушка Аня.
Машка поначалу не отходила от родителей. А потом, выяснив для себя главный вопрос — поедет ли она с папой через полгода в США, ушла на свою орбиту. Она пересказывала подругам по телефону впечатления родителей от американской поездки, по сути хвастаясь тем, что ее папа с мамой весь мир уже посмотрели, а скоро и она поедет. Ни Лена, ни Вадим даже не догадывались, сколько за время их отсутствия у дочери появилось новых знакомых и подруг. Машке звонили мальчики. Она успела сообщить родителям, что у нее правило — самой мужчинам не звонить. Чтобы не зазнавались.
Когда же собралась вся родня, повертевшись между стариками минут десять, дав всем чмокнуть себя в щеку и высказаться, как она повзрослела и похорошела, Машка удалилась. Бывшая комната Лены и Вадима, где прошел первый год жизни Маши, стала опять на полгода ее обителью. Вадим обрадовался, узнав, что Машка пошла делать уроки. Илона хитро улыбнулась, она-то знала, что ближайшие часа два никто им домой дозвониться не сможет. «Ну и хорошо — поговорим хоть спокойно!» — решила рассудительная хозяйка квартиры.
Очень быстро семья разделилась на две группы. В первой солировала Лена с рассказами о бытовой стороне американской жизни, магазинах, чудесах кухонной техники и продуктовых прилавков. Апофеозом «американской истории» стал подробный рассказ о посудомоечной машине. Три бабушки — Эльза, Аня и Лиза, плюс Илона, слушали, плохо веря своим ушам. Особенно бабушка Эльза и Илона впечатлились рассказом о посудомойке — на столе в гостиной, а частично уже и на кухне красовались горы грязной посуды, которую предстояло перемыть после ухода гостей.
Бабушка Аня отреагировала на рассказ о микроволновой печи неадекватно. Вместо того, чтобы восхититься западным прогрессом, она печально заметила:
— Леночка, а ты знаешь, между прочим, что первым микроволновую печь придумал советский инженер. И было это еще в тридцать шестом году?
— Откуда, интересно, Анна Яковлевна, у вас такие глубокие познания в технике? — без промедления пошла в атаку бабушка Эльза.
— А мы с ним вместе сидели, — спокойно, не желая ввязываться в очередную баталию, ответила девяностолетняя старая большевичка.
— Ну ясное дело, ваша власть сажала любого, кто хоть мало-мальски что-то соображал! — Эльза победно улыбнулась. Лена, позабывшая постоянные «разборки» старух, удивилась, как любая тема возвращала им боевой дух.
— Продолжай, Леночка! — восстановила мир Илона.
Тетя Оля привычно поддакнула сестре:
— Да, Леночка, продолжай!
* * *
Вторая группа, возглавляемая Вадимом, обсуждала политику. Илья Иосифович, который совсем плохо слышал, сидел, подавшись вперед, и ничего не спрашивал, не комменгировал. Скоро выяснилось, что он спит. Еще в Америке Вадиму с Леной сообщили, что у него опухоль, оперировать нельзя, но при помощи химиотерапии врачи обещали на полгода протянуть ему жизнь.
Выглядел Илья Иосифович паршиво, серый цвет лица, осунувшийся, с дрожащими пальцами и совсем облысевший.
Владимир Ильич, привыкший к мысли о скорой потере отца, слушал рассказ Вадима внимательно, периодически вступая в спор, пытаясь защитить американское общество от несправедливых нападок зятя.
Наталия Васильевна кивала, соглашаясь с мужем. Сам того не ведая, он подыгрывал ее планам. Теперь, коли уж так получилось, что из-за этой чертовой Перестройки Вадим оказался вовсе не таким уж «бесперспективным», а даже наоборот, у нее созрел новый грандиозный прожект. Вадима пригласили на работу в США, значит, он сумеет и им с Володей обеспечить там достойный уровень жизни. Сидеть здесь при пустых прилавках и политической ситуации сродни пороховой бочке, вокруг которой дикари-перестройщики разложили круговой костер, ей казалось глупым. К тому же надвигалась старость, а это — врачи. Вот у свекра рак проморгали! Нет, советская медицина не вызывала больше никакого доверия. Даром, что они с мужем по-прежнему были прикреплены к поликлинике на Грановского. А что толку?! Лекарств все равно было не достать. Уехать! Только ехать — это и был гот план, которому сейчас так усердно помогал осуществиться обычно недалекий Володя.
Михаил Леонидович, казалось, не слушал сына совсем. Он просто цвел. Млел. Машка бы сказала — торчал. Михаил Леонидович был счастлив — его сын рассказывал о США.
Он там был. Он видел. Он вернулся на коне, с победой. Его пригласили поработать в США. И это его — непутевого Вадьку! Который в школе учился как попало! Его сына, из которого он сделал юриста международного класса. Ну пусть еще молод и горяч, пусть не понимает, что из Союза надо уезжать с Леной и Машкой. Он сам-то с Илоной, разумеется, никуда не поедет. Ему и здесь помирать хорошо. А продукты он и в гастрономе своем достанет. С голоду и сейчас не пухнут. А жизнь как-нибудь да наладится!