Посвящается особо моему другу Альфреду Шварцу и всем, чью беззаветную помощь я с благодарностью познал после постоянной поддержки родителей.
Вильгельму Адлеру, Проф. д-ру Жансу Адлеру,
Лоре Альберт, Клаусу Антесу,
Эльзе Арнольд, Йозефу Беккеру,
Д-ру Вольфгану Бойтину, Д-ру Отто Биккелю,
Д-ру Дитеру Бирнбахеру, Д-ру Элеоноре Коттье-Бирнбахер,
Курту Бирру, Д-ру Отмару Айнвагу,
Д-ру Карлу Финке, Францу Фишеру,
Кларе Фишер — Фогель, Хенри Гельхаузену,
Д-ру Хельмуту Хойслеру, Проф. д-ру, Норберту Хойстеру,
Проф. д-ру Вальтеру Хофманну,
Д-ру Стефану Кагеру и фрау Лене,
Хансу Кальвераму, Карлу Камински и жене,
Д-ру Хедвигу Катценбергеру, Д-ру Клаусу Катценбергеру,
Хильде и Лотару Кайзер, Проф. д-ру Кристофу Кельманну,
Д-ру Хартмуту Климту, Д-ру Густаву Зеехуберу,
Д-ру Михаэлю Шталь-Баумайстеру,
Проф. д-ру, Вольфгангу Штегмюллеру,
Альмут и Вальтеру Штумпф,
Д-ру Фрицу Кельбе, Д-ру Верндту Умлауфу,
Хельмуту Вайланду, Клаусу Вессели,
Рихарду Вильду, Лотару Виллиусу,
Хансу Коху, Хансу Крейлю,
Ине и Эрнсту Кройдер,
Эдуарду Кюстерсу, Роберту Мехлеру,
Юргену Макку, Фолькеру Макку,
Д-ру Йоргу Магеру, Проф. д-ру X.М.,
Нелли Мойа, Фрицу Мозеру,
Регине Паулюс, Хильдегунде Реле,
М. Ренарду, Херману Руделю,
Д-ру К. Рюгхаймеру и фрау Иоганне,
Хейнцу Руппелю и фрау Ренате,
Марте Сахсе, Хедвигу и Вилли Шааф,
Фридриху Шайбе, Эльзе и Сеппу Шмидт,
Д-ру Вернеру Шмитцу, Норберту Шнайдеру,
Артуру Уэккеру, Д-ру Элизабет Вольфхайм,
Проф. Д-ру Хансу Вольфхайму,
Францу Цитцшпергеру, Д-ру Людвигу Цоллитшу
Круг тем, метод, проблема объективности и проблематика всей историографии
«Кто пишет мировую историю не как криминальную историю — ее сообщник» КД.
«Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшее из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость. Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, — я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества» Фридрих Ницше.
«Во имя господа сжигать, убивать, предавать анафеме — все во имя господа» Георг Кристоф Лихтенберг.
«Войны для историков — как священная, сокрушающая, целительная или неотвратимая гроза, из сферы сверхъестественного они трансформируются в само собой разумеющийся и ясный ход мира. Я ненавижу почтение историков перед чем-то только потому, что оно свершилось, их фальшивые, пагубные мерки, их бессилие, которое перед любой формой силы падает ниц» Элиас Канетти.
Вначале я скажу, чего читатель не должен ожидать.
Как и во всей моей критике христианства, здесь отсутствует многое, что хотя тоже принадлежит его истории, но не к истории преступлений христианства, которая обозначена заголовком. То, что тоже к ней принадлежит, заполняет миллионы сочинений в библиотеках, архивах, книжных лавках, на чердаках пасторских домов, и каждый может их там читать, насколько хватит его жизни, его терпения, его веры.
Нет, меня не прельщает говорить и нечто о человечестве как о «горючей массе» для Христа (Дирингер) или о «теплотворной способности» католицизма (фон Балтазар) — кроме фактов инквизиции. Столь же мало меня влечет славить добросердечие, которое «царило в католических странах до недавнего времени», или «откровение правды с величайшей веселостью характера», даже если католик Рост расположен причислять их к «сущности католицизма».
Я не могу также решиться отмечать «грегорианский хорал», «ландшафты с крестным ходом» или «деревенские церкви в готическом стиле», которые так любил Вальтер Диркс Еще меньше меня манит к тому, чтобы отдавать почести annus ecclesiasticus[1] — например, «Белому Воскресенью», несмотря на наполеоновское изречение, естественно высказанное незадолго перед смертью «Самым прекрасным и счастливым моим днем был день Святого причастия» (с Imprimatur[2]). Или же я должен рассказывать, что четвертый собор в Толедо (633) запретил пение «Аллилуйя» не только в Неделю плача, но и на время поста? Что он постановил, чтобы троичное славословие в конце псалма завершалось словами «Gloria et honor patri»,[3] а не просто «Gloria patri».[4]
И о gloria et honor ecclesiae[5] будет сказано мало ничего, кроме предполагаемых или, как исключение, действительно позитивных последствиях христианства. Я не отвечаю на вопрос в каких отношениях хорошо христианство? — заглавие у книги уже есть Существуют тысячи, сотни тысяч людей, которые эту религию защищают, славят, есть книги, в которых чванятся — при всех «пятнах», «промахах», «слабостях», при всем «человеческом несовершенстве», — ах, столь почтенным, доблестным прошлым, «исполненным света шествием церкви сквозь времена» (Андерсен), этой церкви, какова она здесь, в нижеследующих цитатах и сверх того, и которая есть «единственная», воплотившая Христа и «святая», так как «ее сущность — святость, ее цель — приобщение к святости» (бенедиктианец фон Рудольф), в то же время все остальные, прежде всего «еретики», — всегда пребывают в неправедности, безнравственны, преступны, тотально продажны, гибнут, уже погибли, или же те, за которыми «прогрессивные», однако все еще с прибылью распределяющие свет и тени церковные историки признают определенные заслуги и которые только-только приобщились к содействию вечному искупительному процессу и прогрессу.