— Ну же, выше нос! — сказал Мэтью Корбетт.
Толку от этого было мало.
В четыре часа утра холодным январским днем 1704 года солнце еще не поднялось над темнеющим морем к востоку от Лондона. Не освещало оно и ту торжественную сцену, что разворачивалась в этот самый час на пристани номер четыре судоходной компании «Лесли и Сильверстоун», где судно «Леди Барбара», стоявшее посреди леса мачт, готовилось к отбытию в город Нью-Йорк. В шесть часов поутру корабль должен был отчалить, ведомый крепкими баркасами с лоцманами, чьи плечи напоминали скалистые утесы Дувра.
Утро отплытия в дальний путь наконец настало.
Идя рука об руку с Берри Григсби, Мэтью пытался хоть как-то подбодрить ее. Ему казалось, что, если подбородок Берри опустится еще ниже, она буквально ударится им о деревянные доски. Впрочем, идея держать нос по ветру в такой день отчего-то навевала Мэтью образ приговоренного смертника, которого ведут к виселице, поэтому он отмел свою идею прочь — лучше было ничего не говорить.
Этот день был мрачным, а мрачные думы делали его еще мрачнее. Но сколько бы он ни отгонял роковой момент — и сколько бы она его ни отгоняла, обливаясь горькими слезами, — приходилось признавать его неотвратимость, встречать ее лицом к лицу и… да, держать нос по ветру.
Вдобавок ко всему, пока Мэтью и Берри понуро брели вдоль причала, их сопровождал звук, который напоминал одновременно худшую игру на скрипке и худший барабанный грохот, который им доводилось когда-либо слышать. В плену этой какофонии Мэтью и сам с трудом сдерживал слезы. Он думал о том, как скверно все складывается, и не находил подходящих слов, чтобы выразить весь ужас момента. Буквально недавно он спас любимую женщину от наркотического безумия, а теперь ему придется посадить ее на корабль, держащий путь в Новый свет… и, возможно, не видеть ее целый год из-за собственной вынужденной поездки в Италию. Эту поездку ему придется совершить, служа гению преступного мира Профессору Дантону Идрису Фэллу — тому самому негодяю, кто был ответственен за недавнее состояние разума Берри. Как же жестоко умеет глумиться судьба!
Мэтью пытался думать о хорошем и мысленно говорил себе самому: «Выше нос!», только быстро сдался, решив, что на него это тоже не подействует. Он сжал руку Берри еще крепче, будто никогда не собирался отпускать ее. Оба они были одеты в недавно купленные пальто с капюшонами, отделанные овечьей шерстью. Профессор Фэлл, получив счет, поинтересовался, неужели и вправду следовало тратить так много. Ответом ему послужили двое молчаливых слуг, вкативших на тележках пару сундуков, доверху набитых новой одеждой для Берри, чтобы она могла с максимальным комфортом совершить трехмесячное путешествие через зимнюю Атлантику.
— Боже мой! У меня останутся хоть какие-то деньги в конце этой авантюры? — воскликнул Профессор, когда вошедшие вслед за слугами торговцы требовательно выложили перед ним счета, словно выигрышные расклады перед проигравшим.
— Сэр, — обратился к нему Мэтью, — вам еще предстоит обеспечить гардеробом и аксессуарами меня и Хадсона Грейтхауза, и я напоминаю вам, что это тоже будет недешево. Мы не собираемся выглядеть, как нищие.
Профессор Фэлл зашипел, словно закипающий чайник, и Мэтью подумал, что у него вот-вот соскользнут с носа его очки в проволочной оправе. Впрочем, этого не произошло. Гений преступного мира лишь сместился на несколько дюймов в своем кресле — одном из множества предметов роскоши номера в гостинице «Эмералд-Инн».
Продолжая путь по лабиринту причалов к месту назначения, Мэтью и Берри заметили служащих судоходной компании, стоявших с фонарями. С помощью фонарей они направляли их, как и других пассажиров, носильщиков багажа, людей, везущих коров, кур и свиней для продовольственного обеспечения, и грузчиков с прочим разнообразным ассортиментом необходимых вещей, без которых столь дальнее плавание было бы и вовсе невозможным.
Мэтью почувствовал, как Берри плотнее прижимается к нему, и сделал то же самое. Какими короткими казались теперь часы! Трудно поверить, что вчерашний день пролетел так быстро, приблизив неотвратимое время отбытия.
— Я хочу знать, — сказала Берри вчера вечером за ужином, пока завсегдатаи таверны «Белая лошадь» продолжали веселиться, а девушка с гитарой бродила меж столиками и напевала сладкие песни о найденной и потерянной любви. Весь мир вне столика Берри и Мэтью, пьяный от радости и эля, не имел ни малейшего понятия о том, как быстро сгорало время между двумя влюбленными, которым предстояла скорая разлука на неопределенный срок.
— Да, — кивнул Мэтью. Он прекрасно знал, о чем она хочет спросить.
Но с чего начать и как все объяснить?
Он посмотрел ей в глаза и понял, что теперь на этот вопрос необходимо ответить, хотя прежде он раз за разом откладывал этот разговор. Да, рано или поздно он должен был состояться, но Мэтью предпочитал поздно. Как можно позже.
Глядя на Берри, на чьем лице играл мягкий свет свечей, стоявших на столике, он подумал, что она была женщиной редкой красоты — и внешне, и внутренне, — и он чувствовал себя недостойным дара ее любви. Этим вечером Берри надела одно из своих новых платьев — лавандовое, с элегантными оборками на вороте и рукавах. Мэтью бы и в голову не пришло сказать это, но он знал, что ей известно, как быстро на борту корабля распространяется плесень, так что это платье, вероятно, сейчас проживало свой звездный час. Мэтью это казалось очень романтичным. Он снова и снова восхищался своей возлюбленной — впрочем, это чувство одолевало его каждый раз, когда он видел ее. Он любовался каскадом медно-рыжих кудрявых волос под фиолетовой шляпкой, ее ясно-голубыми глазами, волевым подбородком и россыпью веснушек на щеках и переносице. Но самым поразительным в этой девушке было то, что она любила его и ради него пересекла Атлантику. Кто-то бы назвал такую авантюру глупой, но какая же может быть любовь без глупостей! Для сердца любовь — это рискованная азартная игра.
