Крышка заперта, и тринадцать лет зверек сидит в ловушке. Он ничего не знает о наружном Мире, но чувствует, что тот существует; об этом ему говорят не глаза, не уши, не нос, не кожа, об этом говорит чувство, зародившееся просто потому, что зверек так долго томился взаперти.
Рей Брэдбери, «Попрыгунчик в шкатулке»
I
Было около одиннадцати вечера, и замок тонул в шуршащем дожде.
Вернее тонуло то, что условно называлось «Замком». На деле это сооружение скорее походило на гигантский коралл или корягу, поросшую моллюсками и лишайником. Неловко выгнутая башня из пузырящегося камня — она будто застыла в момент кипения, а может, она всё еще кипит, но очень медленно. У ее подножья лежали коренастые цеха, напоминающие капли парафина, растекшиеся вокруг свечи.
Эта конструкция, как и все строения кораблистов, имела свое собственное имя на полузабытом языке, и было у него два варианта перевода: «Кривой гвоздь» и «Филигранное острие». Первый вариант был значительно популярней. Наверно, потому что он короче.
Внутри цехов не прекращалась работа. Шипело мясо на сковородах, стегались элементы платьев, замешивалось липкое сырье для бумаги… Тысячи маленьких рук, ног, щупалец, клешней, ложноножек и клювов не смело оторваться от своих обязанностей.
Время от времени какой-нибудь желто-сизый восьмилапый «человек» с шипами вдоль позвоночника срывался с места и, еле удерживая на плоской голове тяжелое блюдо, несся по узким коридорам в башню. Там его встречали «слуги», наиболее симпатичные из кораблистов. Например, хамелеонистый ящер с тремя огромными лиловыми глазами, опирающийся на задние лапы и хвост и наряженный в атласный малиновый камзол. Слуга относил поднос на стол хозяйке, и хозяйка должна была попробовать.
Вренна, та самая хозяйка, небрежно кивала и продолжала сосредоточенно вести свои компьютерные войска в наступление.
Проголодавшись, она подходила к огромному обеденному столу и откусывала понемногу от каждого кусочка филе, каждого зажаренного ребрышка и каждого пропеченного сердечка. Тем самым она утоляла голод и выполняла свой священный долг.
Затем она выпивала витамины, восполнявшие в ее организме недостаток растительной пищи, и садилась за книгу или за арфу.
Иногда она открывала изогнутое окно и высовывалась в него, подставляя себя дождю. Холодные капли шлепались о самую макушку и тяжелыми ручейками стекали по серым от недостатка солнца волосам, сбегали вниз по позвоночнику, заливали глаза.
Бывало — где-то раз в неделю — и так: некто глупый и самонадеянный забредал в темный лес, окружавший Замок, и не успевал опомниться, как десяток присосок, когтей и подвижных усов облепляли его со всех сторон. Иногда незваного гостя сразу доставляли на кухню. Иногда — начинали с башни. Его конечности, рот и глаза слеплялись с помощью клейкой слюны специальных кораблистов, и он, полумертвый от страха, дрожал на холодном полу.
Убить его было еще одной ритуальной обязанностью Вренны. Причем желательно старинным заржавелым ножом. Но чаще всего ей до того не хотелось пачкать одежду и руки, что она пристреливала жертву из пистолета (привычный толчок отдачи — черная дырка в черепе), а то и вовсе приказывала кораблистам самостоятельно разобраться с несчастным.
Как-то так, довольно однообразно и ненавязчиво, уже семнадцать с лишним лет текла жизнь мисс Вренны Вентедель.
II
Виктор Дубов без сознания лежал на мраморном полу узкого темного коридора. По стене и потолку над ним сновали черно-сизые букашки и пауки. Их тоненькие цепкие лапки отрывали от каменной поверхности невидимые частицы пыли, и те, кружась, опускались на Виктора Дубова.
Он был бы определенно рад не приходить в себя и не узнавать, где он, но откормленный желудок Дубова решил иначе: он грозно заурчал, требуя еды, и его хозяин с неохотой заворочался, постепенно просыпаясь. Наконец проморгавшись, Дубов с ужасом огляделся по сторонам. После нескольких попыток перепроснуться в родной кровати рядом с толстухой-женой, он всё-таки вспомнил, на чём окончилось его вчера. И снова пожалел, что очнулся.
Виктор Дубов родился и прожил всю свою короткую и яркую жизнь (всего пятьдесят три года, за которые он не успел даже съехать от родителей) в поселке городского типа Забытая Вышь, в паре десятков километров от которого высился Замок Вентеделей. И сколько он себя помнил, он всегда был уверен, что уж кто-кто, а такой уравновешенный и разумный житель Забытой Выши, как он, Виктор Дубов, точно никогда не попадет в руки этим кровожадным тварям! И вот те на… Как же так, ведь он был почти трезв и отчетливо помнил, что не выходил за пределы города?
К Вентеделям попадали глупые мальчишки, зазря лезущие на рожон, или слишком любопытные туристы, желавшие своими глазами увидеть такую диковинку, как кораблиста. В крайнем случае, неосторожные охотники, вздумавшие попытать счастье в лесу к западу от поселка. В общем, кто угодно, но только не он, не Виктор Дубов! Это какая-то чудовищная ошибка! Как мог он, с детства приученный даже не смотреть на этот лес, оказаться пленником Замка?!
Неподалеку послышались чавкающие шаги чьих-то мокрых и липких стоп. Распластанный на мраморе Дубов чуть не вскрикнул от испуга и схватился за отекшее жиром сердце. В просвете, открывающемся в конце коридора, показался уродливо изломанный силуэт, и главная мышца Виктора Дубова пропустила один удар, а потом заколотилась, как мотор.