В сгустившихся сумерках в комнате Лоринды ярко светился экран телевизора, на котором Джесси-Энн Паркер с копной волос цвета спелой ржи, длиннющими ногами шла вдоль подиума, демонстрируя последние французские модели. Вот она на мгновение остановилась и открыто улыбнулась в телевизионную камеру, а затем продолжила свой путь.
Никто бы никогда не догадался, что скрывалось за улыбкой этой «Мисс Америки», думала Лоринда, жадно вглядываясь в свою жертву; никто бы не поверил, что этот символ наивности и успеха был воплощением зла. Но она, Лоринда, знала это, потому что страдала от испорченности Джесси-Энн еще тогда, когда они были детьми и учились в школе.
— Это просто здорово, — говорил комментатор местного телевидения Спринг-Фоллса, — видеть, что наша землячка добилась такого успеха на Олимпе международной моды. Джесси-Энн держит первенство уже несколько лет, а мы до сих пор не смогли взять у нее интервью. Думаю, что она получает огромное удовольствие, путешествуя по всему миру, демонстрируя эту роскошную одежду, о которой и я и вы можем только мечтать. Никто лучше нашей Джесси-Энн не может носить ее, именно так считают Ив Сен-Лоран, Карл Лагерельд и Унгаро. Джесси-Энн будет выглядеть сексуально, даже если наденет на себя рогожу. Но ее родители, которые до сих пор живут здесь, в Спринг-Фоллсе, утверждают, что Джесси-Энн остается все той же скромной девушкой из Монтаны, какой была раньше.
Лоринда Мендоза выключила телевизор и погрузилась в свой молчаливый и бесцветный мир. Ее комната была голой, как лаборатория. Покрытый линолеумом пол был чисто вымыт и натерт мастикой. Пахло каким-то дезинфицирующим средством. На дешевом деревянном столе стояла старинная пишущая машинка и стеклянный стакан, полный шариковых авторучек. Стопка бумаг с дотошной точностью была положена в самом центре стола. На прямом коричневом деревянном стуле не было подушечки, как не было и мягкого коврика для босых ног Лоринды, когда она вставала с кровати, с той же старой двухъярусной кровати, которая была у нее с детства. Когда она получила эту кровать, она надеялась, что сможет приглашать других детей оставаться у нее ночевать. Но ни один ребенок никогда не оставался на ночь в доме Мендозов.
Лоринда откинулась на подушки, закрыла глаза и стала думать о Джесси-Энн. Она могла выхватить из памяти целые сцены прошлого, как будто просматривала отрывки какого-то фильма. Джесси-Энн была самой видной девочкой как в средних, так и в старших классах. Конечно, у Джесси-Энн все время собирались ее друзья и оставались ночевать, но Лоринду никогда не приглашали в этот невысокий, полный солнечного света дом на углу квартала, где две собаки Паркеров радостно лаяли, резвясь на газонах соседей. Лоринда до сих пор помнила трех старших братьев Джесси-Энн, которые относились к своей сестре как к маленькой принцессе, помнила и ее всегда улыбающуюся маму, которая пекла огромные пироги и следила за тем, чтобы вовремя исправить зубы Джесси-Энн, надев на них скобы, и чтобы у ее дочери всегда была красивая одежда, включая самые модные джинсы, которые каким-то образом всегда сидели на Джесси-Энн как вторая кожа. А еще у Джесси-Энн был замечательный отец, высокий светловолосый гигант, который любил свою дочь так, как отец должен любить дочь.
Глаза Лоринды открылись, когда она уловила едва заметный шум, нарушивший тишину. Она зло взглянула на запертую дверь своей комнаты, когда шаркающие шаги матери стали ближе.
— Лоринда?
Через дверь было слышно громкое дыхание женщины. Она сердито подергала дверную ручку.
— Лоринда? Я знаю, что ты там. Почему ты не отвечаешь? — Ее голос стал на октаву выше, но слова звучали четко.
Лоринда улыбнулась. Она оставила на кухонном столе ставший ежедневным коричневый пакет для матери, и если существовали чудеса, то они уже начали происходить. Миссис Мендоза была на пути к ночному забытью.
Сердито ворча, мать поплелась по коридору, и Лоринда услышала, как та чертыхнулась, споткнувшись о ступеньки. Когда-нибудь она свалится вниз головой с этой лестницы и забудется навечно — Лоринда не могла дождаться, когда это случится.
Она никогда не впускала мать в свою комнату. Никто не входил в нее уже многие годы. Иногда ей казалось, что комната всегда была такой — серой, безмолвной и пустой, но воспоминания возвращались и снова начинали ее терзать. Она надеялась, что давно смогла найти способ избавиться от них. Старая пишущая машинка, стоящая на столе, пока помогала ей в этом. Но в последнее время прошлое постоянно вертелось в ее голове, даже когда она работала, вторгаясь в то единственное, что она действительно любила и умела делать. Немногие считали, что быть бухгалтером очень интересно, но после того как «болезнь» матери заставила ее отказаться от колледжа, эта работа показалась ей ближе всего к ее заветной мечте. Ее манила холодная логика математики, которая отсутствовала в ее повседневном существовании. Кроме того, она была уверена, что стала бы одним из всемирно известных математиков, если бы смогла продолжить учебу. Но не получилось. И во всем была виновата Джесси-Энн.