Нет, пора,
похоже,
стать построже.
Не транжирить мыслей и чернил.
Вот вчера —
о боже,
что за роже
я куплет на память сочинил!
А всерьёз писать берусь нечасто:
то пристанет вот такой нахал,
то сосед упросит, то начальство…
Сколько я всего напосвящал!
Горько, что эпохе бесполезны
те стишки…
Прогрессу вопреки
через них в бессмертие полезли
лодыри и просто дураки.
Нет, преодолею мягкотелость!
Вот опять я разложил тетрадь,
но кандидатуру захотелось
истинно достойную избрать.
Подорвать снаряд, а не пистоны!
И заметил, гордость не тая:
песнопений многие достойны —
он и ты, оно и мы, и я.
Кстати, я. Ну справедливо ль это:
в честь кого мы только слов не вьём,
но никак не воспоём поэта,
если он имеется живьём!
А когда планета, мной удобрясь,
между звёзд помчит мой прах во тьму,
воссоздать мой многогранный образ
не под силу будет никому.
Да и ни к чему тогда награда.
Слава-то при жизни дорога.
Даже я, писатель, — мне бы надо —
не читал Гомера ни фига.
Сотню лет, ну две по крайней мере,
помнят, знают, а потом — провал…
Кто читает Данте Алигьери?
Очень нудно парень рифмовал.
Скажут: «Ограниченность мужичья!»
Нет, увы. Устаревает всё…
В общем, надо самообслужиться
(примечанье: странное словцо:
в нём приставка «само» и вторая
доля с тем же самым смыслом — «-ся»),
ценных мыслей в Лете не теряя
и чужого дядю не прося.
Кажется, не проще ли простого
даром не расходовать ума?
Пусть Наташа, например, Ростова
о себе писала бы сама.
А Толстой не ждал бы озаренья
о девичьей внутренней борьбе —
он в освободившееся время
тоже написал бы о себе.
Это было бы глубоко, правдиво!
Ну, итак:
новатор и смельчак,
я нашёл героя всем на диво
и уже я не могу смолчать.
Чтобы счастьем род людской прогрелся,
усмотрев поэта на корню,
ради социального прогресса
о себе поэму сочиню!
(Если ж у моей могилы в плаче
лишь родня была бы — без венка, —
то необходимо мне тем паче
самому ввести себя в века.)
…Тема есть.
С названьем дело хуже.
«Я» — идею выразит мою.
Но нескромно. И старо к тому же.
Потому даю названье «Ю».
