Машина переваливалась через кочки, буксовала в жидкой грязи. К ночи прояснилось, мерцали звезды. Тарахтел надсаженный мотор. В свете полной луны выделялись очертания «ГАЗ-4» — кабина, как у полуторки, укороченный кузов, малая грузоподъемность. Кузов был затянут брезентом.
Машина проползла вдоль леска и встала. Водитель выключил зажигание. Стало тихо. Только справа от дороги глухо ухал филин, стрекотал полуночный кузнечик под завалившейся оградой хуторских строений.
— Тиха украинская ночь… — пробормотал молодой водитель в кепке, озираясь по сторонам.
— Тиха, — согласился коренастый пожилой мужчина со щеточкой седых усов. — Только здесь тебе, Фомин, не Украина.
— Да знаю я, товарищ капитан, так, к слову пришлось…
Пассажир потянул носом, прислушался. Не нравилось ему это дело — привередлив стал, во всем подвох видел. Слишком легко все складывалось: вот клиент на блюдечке, подходите и берите. Только и дел-то — набраться терпения да лишних звуков не издавать. Он повернул голову, отодвинул заслонку за спиной.
— Все к машине…
Двое высадились из кабины, трое — из кузова. Все носили штатское, все — молодые, крепкие. Оперативники достали пистолеты, ждали дальнейших указаний. На открытом месте не маячили, отступили за кузов, настороженно озирались.
Умолк филин в чаще. Кузнечик в траве продолжал беззаботно стрекотать. Дул прохладный ветерок — по ночам в это время года было не жарко.
— Все тихо, товарищ капитан, — прошептал кто-то. — Не похоже, что нас здесь накормят и напоят.
— Пива нет, — пошутил другой.
— Разговорчики, — буркнул капитан.
Он колебался, чувствуя предательскую нерешительность. Странно все как-то складывалось. Но нет, он, старый опытный лис, почуял бы подвох сразу. Тем более надежный человек подкинул этот адресок в необитаемой глуши приграничного пространства.
— Фомин, остаться у машины, — негромко приказал капитан. — Как зайдем во двор, переставь ее вперед метров на сто, замаскируй за дорогой, чтобы не маячила, и бегом к нам. Да не торчи тут, как тополь, сгинь куда-нибудь.
— Есть, товарищ капитан…
Четверо пересекли заросшую подорожником колею, рассредоточились за плетнем. Ограда была ветхая, свое уже отслужила — не являлась больше ни преградой, ни украшением. Обитатели хутора давно съехали: приказ по пограничному округу полуторагодичной давности — освободить от населения территории в непосредственной близости от границы. А она совсем рядом — на западе за маленьким леском обрывистый спуск к воде. Середина фарватера — граница. Буг — река полноводная, глубокая, хотя и не широкая — метров семьдесят от берега до берега…
Группа растянулась вдоль дощатого строения. Завалинка осыпалась, крыша просела. Распахнутые ставни держались на честном слове. В окнах кое-где сохранились стекла.
— Внимание сюда, товарищи оперативники, — проговорил капитан. — В доме как будто никого, но убедиться надо. Осмотреть окрестности, двор, сараи. Как осмотрим, устраиваем засаду. Один на улице, двое — на чердак, остальные… куда там — за печку? Романчук, я сказал что-то смешное? Упыри через пару часов придут. У них тут вроде перевалочного пункта. Есть информация, что они этот хуторок постоянно используют. Наши сюда почти не приезжают, местечко уединенное, опять же крыша над головой…
— Товарищ капитан, может, лучше на границе их подождать? — неуверенно заметил худощавый оперативник. У него в полумраке настороженно поблескивали глаза. — Придут сюда или нет — вилами на воде писано, а там мы их враз засечем…
— Не фантазируй, Мищенко, — поморщился старший, — не засечешь. Длинная у нас граница, батальона не хватит, чтобы перекрыть весь подозрительный участок. Ты же не думаешь, что они напротив хутора переправятся, да в полный рост с песнями пойдут? А здесь мы их точно накроем. Давай, Мищенко, вперед, осмотри хату, двор, да помни: береженого бог бережет…
Оперативник что-то буркнул в ответ, приподнял тяжелую жердину плетня, перекатился в палисадник, почти не издав при этом шума. Пригнувшись, обогнул молоденькую липу. Потом присел и направился к хате на четвереньках.
— На полный ход перешел, — сострил кто-то.
Мищенко замер, потом перекатился за угол и пропал в слепой зоне. Люди молчали в ожидании. В окружающем пространстве ничего не менялось.
Капитан обернулся. За капотом машины переминался с ноги на ногу Фомин. В зыбкой и тревожной тишине прошло несколько минут.
В доме скрипнула половица. Оперативники затаили дыхание. Что-то упало, покатилось. Капитан выругался сквозь зубы. Снова что-то скрипнуло, но уже глухо. Луч фонарика мелькнул в одном окне, потом в другом. Прошла еще минута. Наконец знакомый силуэт выскользнул из-за угла и махнул рукой.
— Все в порядке, товарищ капитан, пусто в доме. И во дворе никого, в сараи я не заходил, там черт ногу сломит…
Старший группы перевел дыхание. Примерещится же всякая бесовщина — накрутил себя. Мелькнула мысль: «Нахрапом работаем, наудачу, не оповестив вышестоящее начальство. Ладно, победителей не судят…»
Он первым перебрался за чахлый палисадник, за ним последовали остальные.
Когда за углом хаты исчез последний человек, Фомин, оставшийся у машины, расслабился, подтянул рукав, под которым прятал тлеющую папиросу. Затянулся в последний раз, растоптал окурок. Машинально похлопал по карманам — пусто, ключи от зажигания остались на сиденье. Машину следовало отогнать. Он двинулся вокруг капота и вдруг застыл. Тихий звук за спиной в кустах — словно веточка под ногой переломилась. Екнуло сердце, он начал оборачиваться, сунул руку в карман, но упустил драгоценное время! Второй оплошности враг себе не позволил.
