Август 1913 года выдался жарким. Стояла сухая, засушливая погода, дождей почти не было. К полудню духота становилась невыносимой. Город опустел. Зажиточные горожане перебрались на дачи и загородные виллы. Обычно сочная зелень в парках и скверах пожухла, трава выгорела. Люди стали угрюмые и раздражительные. В столице пахло гарью, в пригородах от жары горели торфяники и, хотя пожары случились далеко от городской черты, дым достигал центральных улиц.
19-го, в воскресенье, в дверь моей квартиры постучали. Служанка ушла с детьми на прогулку и мне пришлось открывать самому. Курьер, отставной военный, одетый в поношенный зеленый сюртук, принес пакет. В темноте прихожей я не сразу понял кто это, принял его за торговца, и уже хотел захлопнуть дверь, но он вытянулся и отрапортовал:
— Курьерская служба адмиралтейства! Пакет господину супер-лейтенант- моринеру Буру.
Я взял конверт из твердой коричневой бумаги, отблагодарил посыльного медной монеткой и закрыл дверь.
На гербовой бумаге стояло число, время и должность офицера, к которому мне надлежало явиться. Если Вас вызвали в адмиралтейство, готовьтесь к переменам. Эта старая поговорка была хорошо знакома гвардейским офицерам, расквартированным в столице.
— И что ты собираешься делать?
Мы с Бадом сидели в маленьком неприметном кабачке на Ремесленной улице и пили ледяное светлое пиво из высоких стеклянных кружек. В зале было сумрачно и прохладно.
— А, что я могу сделать? Пойду на прием.
Бад ухмыльнулся. Он был без формы, в легком льняном светлом костюме. Шляпу он небрежно, по-хозяйски, положил прямо на стол.
Пиво было хорошее. Официант принес креветки и соленое печенье.
— Нечего себя накручивать, — Бад допил первую кружку и поднял руку, чтобы принесли еще, — Ничего там с тобой не сделают. Что они вообще могут с нами сделать? Спишут на берег. Отправят на гражданку. Подумаешь, горе какое.
От визита в адмиралтейство я не ждал ничего хорошего. После смерти моего друга и благодетеля адмирала Крола, выстроенная им военная машина рассыпалась, как карточный домик. Офицеров, которых он заметил и привлек в столицу, срочно отправляли в дальние гарнизоны, интендантов арестовывали прямо на рабочих местах, военное имущество под шумок разворовывали, а отлично подготовленные боевые части отправляли строить дороги на дальних островах. Все хотели пристроить на завидные должности своих родственников и друзей. Так уж повелось, что новый адмирал сразу заменял гвардейских офицеров. Новая метла по-новому метет. Приглашения для беседы я ждал со дня на день и даже начал волноваться, почему его так долго нет. И вот, дождался.
— Не хочу на гражданку, — ответил я, — мне нравится жить в столице и у меня хорошее жалование.
Помнишь, чем ты занимался до того, как попал на службу?
Бад кивнул, — стараюсь забыть.
— Вот и я тоже. Я не хочу возвращаться в контору.
— Есть шанс, что нас куда-нибудь переведут. Поедем служить на тихий, всеми забытый остров.
Бад хлопнул меня по плечу, — Не раскисай! Будем с утра до вечера рыбу ловить.
Я, супер-моринер-лейтенант Бур, командир 8 гвардейской десантной морины. Мне 34 года, у меня есть сын и дочь, и красавица жена. Большую часть своей жизни я провел на острове Хос. Это небольшой островок на севере, продуваемый жестокими ветрами. Когда я родился, моя семья выкупила большой участок земли на западном склоне, с виллой и садом. В старом доме нам стало тесновато. Старинная двухэтажная вилла называлась «Приют моряка». Она была в плохом состоянии и стоила дешево, поэтому нам удалось, продав собственный дом и потратив все сбережения, заплатить за нее сразу почти полную стоимость. В течении всего моего детства отец достраивал и перестраивал виллу. Он перекрыл крышу, пристроил веранду и сарай. Я привык играть на сложенных во дворе досках и бревнах. Я помню, как перекладывали печь и как перестилали полы в гостиной.
В семь лет меня отдали в гимназию. Последующие десять лет были самыми тяжелыми в моей жизни. Переступив порог этого учебного заведения, я сразу понял, что мне здесь не место, вцепился в подол маминой юбки и заревел, как пароходный гудок. Учитель начальных классов, господин Ус, спросил почему я плачу. Я ответил, что ненавижу гимназию и хочу домой. Учитель крепко взял меня за руку, отвел в класс и хорошенько выпорол. Так я понял, что даже, если тебе не нравится место, где ты находишься, лучше об этом никому не говорить. Потом меня пороли много раз, за дело и просто так, но никогда больше я не испытывал такого унижения, как в тот самый первый раз, когда я лежал на скамье для наказаний, прижатый крепкой рукой господина Уса, а над моими криками потешались одноклассники.
Видимо тогда что-то сдвинулось в моем сознании, потому что из тихого ласкового мальчика я вырос в хитрого, ленивого и изворотливого юнца, который списывал домашнее задание в туалете для мальчиков, воровал яблоки из школьного сада и однажды написал господину Усу в лакированные туфли.
После гимназии я поступил в местный захудалый университет на факультет искусств и на пять лет уехал из дома на соседний остров. Я приезжал на каникулы и праздники, и останавливался в комнате старшего брата, потому что, в мое отсутствие, для поддержания семейного бюджета, мою комнату сдавали всяким проходимцам. В университете я научился пить вино, делать умное лицо, говорить красивые слова и отрастил бороду.
