«ГОВОРИТ РАДИОСТАНЦИЯ ИМЕНИ КОМИНТЕРНА…»
В столовой лагеря «Металлист» было шумно. Полдник. Пионеры переговаривались громкими, еще не пришедшими в норму после тихого часа голосами, неторопливо пили приятный охлажденный компот. И вдруг шум прокололи позывные: «Таа-та, та-та-та-та — та-та-а-а-таа!..»
— Тише! Москва говорить будет!
В столовой стихло. Теперь уже все услышали звуки колокольчиков кремлевских курантов, будто выговаривающих по слогам: «Вста-вай, проклятьем заклейменный! — и опять: — Вста-вай…»
Ребята одним глотком осушили кружки с остатками компота, не дожидаясь команды, стали выскакивать из-за столов и, на ходу дожевывая белый хлеб, побежали к радиоузлу.
Не было в лагере «Металлист» никаких удобств, как в соседнем, заново построенном, стационарном лагере. Почти четыре сотни пионеров теснились в трех маленьких домиках сельской школы, в помещении бывшей греческой церкви и в старых, подаренных пограничниками палатках. Зато у них был свой собственный, первый на всю округу, радиоузел.
За большую помощь колхозу в сборе урожая наградили пионеров еще в прошлом году хорошим радиоприемником ЭКЛ-34.
Вожатый лагеря, слесарь завода «Эмальпосуда» Вася Яшнов, всю осень и зиму ходил в Ростовский клуб Осоавиахима, постигал премудрости радиодела. Теперь уже не надо было ждать три долгих дня, пока газеты из Москвы доберутся до села на Черноморском побережье. Стоило Васе «поколдовать» над приемником в крошечной клетушке бывшей греческой церкви, где раньше попы хранили свечи, а теперь разместился радиоузел, как далекая Москва протягивала руки, оказывалась здесь, совсем рядом.
Пионеры прибегали на церковный двор и рассаживались в тени деревьев против окна, на котором была пристроена большая черная тарелка репродуктора «Рекорд».
Шипение и треск оборвались, сильный мужской голос объявил:
— Внимание! Внимание! Говорит радиостанция имени Коминтерна на волне… Сегодня, 25 июля 1935 года, в Москве начал свою работу седьмой конгресс Коммунистического Интернационала!.. На конгрессе представители шестидесяти пяти коммунистических партий, объединяющих три миллиона сто сорок одну тысячу коммунистов земного шара…
— Слыхал?! Одних коммунистов сколько! — с гордостью прошептал Арка, подтолкнув Сережку локтем. — Да комсомольцев… Теперь Гитлеру крышка!.. Коминтерн как решит!..
— Помолчи, дай послушать, — остановил своего горячего друга Сергей.
— …конгресс… слушает доклад Георгия Димитрова «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма»… об итогах социалистического строительства в СССР… доклад Пальмиро Тольятти «О задачах Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистами новой мировой войны»…
На ребячьи лица легла недетская тень озабоченности. Глаза устремлены на черный диск репродуктора, из которого вылетают пугающие слова: фашизм, концлагеря… расстрелы… кровь… война.
Перед ужином девчонки из разных отрядов окружили Лауру у линейки. Они совали ей свои блокноты, тетрадки и все требовали:
— Запиши, Лаура. Запиши свой адрес!
Дочь испанского коммуниста Хосе Веласкеса, Лаура была любимицей всего лагеря. Смелая и решительная, она ни в чем не уступала мальчишкам. Даже одевалась по-ребячьи. Обычно ходила она в темно-синих, чуть ниже колен, шароварах, в зеленой пионерской блузе с отложным воротником. На черных по-мальчишески коротко остриженных волосах — синий берет.
Девчонки завидовали и подражали ей.
— Я продиктую вам, так будет скорей.
— Нет, запиши на память. Своей рукой запиши, — настаивали девчонки.
И Лаура, примостившись на пеньке, улыбаясь, писала и писала свой адрес в протянутых блокнотах подружек.
До конца лагерной смены оставалась всего неделя. Первыми забеспокоились, почувствовав близость разлуки, девочки. Вот пройдет военная игра, прощальный костер и… разъедутся друзья по разным городам и рабочим поселкам огромного Азово-Черноморского края. Только изредка будут приходить письма. Но что письма?..
Все чаще собирались подружки стайками, шептались в палатках, по углам двора. В свободное время выскальзывали за ворота лагеря «Металлист» и, взявшись за руки, ходили по единственной улице села, протянувшейся вдоль шоссе почти на три километра.
Похорошело село, оправилось после голодных лет. Нигде не найти уже брошенных, запущенных садов, разваливающихся палисадников или угрюмых домишек с окнами, заколоченными досками накрест. Стало многолюдно. Кое-где встают уже каркасы новых домов из свежеотесанных бревен. Из глубины дворов слышится веселый гомон сельской ребятни, гортанные выкрики, визг пилы и перестуки топоров строителей.
Около сельсовета над шоссе — громадное кумачовое полотнище: «Колхозники! Встретим 7-й конгресс Коммунистического Интернационала ударным трудом!»
Из открытых дверей рядом стоящих магазинов «Рыбкоопа» и «Курортторга» слышится музыка.
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно… —
поет патефон «Курортторга».
Человек двадцать пионеров, преимущественно девочек, поворачивают головы на звуки знакомого, чуть с хрипотцой, голоса молодого Утесова. Но тут из дверей «Рыбкоопа» патефон грянул комсомольский марш: