Дорогие маленькие читатели!
В этом году (1975 год) — 24 мая — исполняется 70 лет знаменитому нашему писателю Михаилу Александровичу Шолохову. Он написал романы «Тихий Дон» и «Поднятая целина», работает над романом о Великой Отечественной войне — «Они сражались за Родину». Эти книги, знают во всём мире. Такой же известностью пользуется рассказ «Судьба человека».
Вы, может быть, ещё не читали этих произведений, но могли видеть поставленные по ним фильмы.
«Поднятая целина» — роман о тех годах и событиях, когда создавались колхозы и советская деревня начинала жить новой жизнью. События происходят в хуторе Гремячий Лог, на земле, где протекает река Дон, где живут донские казаки. Помогать людям идти по трудному, но единственно правильному новому пути приехал ленинградский рабочий, коммунист, бывший моряк Балтийского флота Семён Давыдов.
Когда вырастете, вы прочитаете всю книгу, а пока предлагаем вам небольшой отрывок из романа «Поднятая целина». Здесь вы встретите своего сверстника, мальчика Федотку. Только учился он в первом классе сельской школы четыре с половиной десятка лет тому назад… Будете знакомиться с ним вместе с Давыдовым, увидите, к чему привело их неожиданное знакомство.
В те годы в казачьем хуторе, как и во многих деревнях других местностей, не все люди с готовностью шли в новую жизнь, не все стремились к ней. Были и враги, которые всеми силами цеплялись за старое, боролись против Советской власти…
А при чём тут мальчик Федотка?
Сейчас вы это узнаете.
Ю. Лукин
С грехом пополам выпроводив деда Щукаря, Давыдов решил пойти в школу и на месте определить, что ещё можно сделать, чтобы школьное помещение к воскресенью приняло праздничный вид. А кроме того, ему хотелось поговорить с заведующим и вместе с ним прикинуть, сколько и каких строительных материалов потребуется на ремонт школы и когда приступать к нему, чтобы без особой спешки и возможно добротнее отремонтировать здание к началу учебного года.
Только в последние дни Давыдов ощутимо почувствовал, что настаёт самая напряжённая рабочая пора за всё время его пребывания в Гремячем Логу: ещё не управились с покосом травы, а уже подходила уборка хлеба, на глазах начинала смуглеть озимая рожь; почти одновременно с ней вызревал ячмень; бурно зарастали сорняки и молчаливо требовали прополки невиданно огромные, по сравнению с единоличными полосами, колхозные деляны подсолнечника и кукурузы, и уже не за горами был покос пшеницы.
До начала уборки хлебов многое надо было сделать: перевезти в хутор возможно больше сена, подготовить тока для обмолота, закончить переноску в одно место амбаров, ранее принадлежавших кулакам, наладить единственную в колхозе паровую молотилку. Да и помимо этого изрядное число больших и малых забот легло на плечи Давыдова, и каждое дело настойчиво требовало к себе постоянного и неусыпного внимания.
По старым, скрипучим ступенькам Давыдов поднялся на просторное крыльцо школы. У дверей босая и плотная, как сбитень, девочка лет десяти посторонилась, пропуская его.
— Ты ученица, милая? — ласково спросил Давыдов.
— Да, — тихо ответила девочка и смело снизу вверх взглянула на Давыдова.
— Где тут живёт ваш заведующий?
— Его нет дома, они с женой за речкой, на огороде капусту поливают.
— Экая незадача… А в школе кто-нибудь есть?
— Наша учительница, Людмила Сергеевна.
— Что же она тут делает?
Девочка улыбнулась:
— Она с отстающими ребятами занимается. Она каждый день с ними занимается после обеда.
— Значит, подтягивает их?
Девочка молча кивнула головой.
— Порядок! — одобрительно сказал Давыдов и вошёл в полутёмные сени.
Откуда-то из глубины длинного коридора доносились детские голоса. Неторопливо обходя и по-хозяйски осматривая пустые классы, Давыдов через приоткрытую дверь в последней комнате увидел с десяток маленьких ребятишек, просторно разместившихся в переднем ряду сдвинутых парт, и около них — молоденькую учительницу. Невысокого роста, худенькая и узкоплечая, с коротко подстриженными белёсыми и кудрявыми волосами, она походила скорее на девочку-подростка, нежели на учительницу.
Давненько уже не переступал Давыдов порога школы, и теперь странное чувство испытывал он, стоя возле двери класса, сжимая в левой руке выгоревшую на солнце кепку. Что-то от давнего уважения к школе, некое сладостное волнение, навеянное мгновенным воспоминанием о далёких годах детства, пробудилось в его душе в эти минуты…
Он несмело открыл дверь и, покашливая вовсе не оттого, что першило в горле, негромко обратился к учительнице:
— Разрешите войти?
— Войдите, — прозвучал в ответ тонкий девичий голос.
Учительница повернулась лицом к Давыдову, удивлённо приподняла брови, но, узнав его, смущённо сказала:
— Входите, пожалуйста.
Давыдов неловко поклонился.
— Здравствуйте. Вы извините, что помешал, но я на одну минутку… Мне бы осмотреть вот этот последний класс, я — насчёт ремонта школы. Я могу обождать.
Дети встали, нестройно ответили на приветствие, и Давыдов, взглянув на девушку, тотчас подумал: «Я — как прежний попечитель школы из строгих толстосумов… Вот и учителька испугалась, краснеет. Надо же было мне заявиться в этот час!»