Был седьмой час утра, когда Федька зашел за Анной Ивановной.
Ночью, прекратился, наконец, снегопад, длившийся двое суток. Безветренная, спокойная тишина стояла над деревней. В темноте подмигивали кое-где желтым глазком огоньки в избах. Приглушенно и, казалось, очень далеко лаяли собаки.
Старая женщина и мальчик сошли с обледенелого крыльца и двинулись по узенькой стежке, протоптанной в чистом глубоком снегу. Глаза скоро привыкли к темноте, к тому же снег светлил все вокруг, и Анна Ивановна хорошо различала впереди себя небольшую фигурку с задранной головой: ушанка налезала Федьке на глаза.
Стараясь ступать в ямки — следы чьих-то огромных валенок, — Анна Ивановна думала о том, что она скажет в школе.
Учительница-пенсионерка, она приехала в гости к дочери, колхозному агроному, возилась с полуторагодовалым внуком и дней пять сидела себе в избе спокойно. А на шестой день, придя на ферму за молоком, встретила учительницу. Разговорилась о школе. И вот теперь ока пробивается сквозь снега, чтобы посмотреть, что и как рисуют дети, посоветовать, поделиться опытом. А опыт у нее и правда есть — сколько лет преподавала рисование в школах, да и выйдя на пенсию, не порвала с любимым делом: ведет шефский кружок при домоуправлении.
Что-то как стало трудно идти? Валенки вязнут — не вытащишь…
В следующую секунду улетучились мысли о рисовании, исчезла маячившая впереди фигурка: Анна Ивановна провалилась в снег выше колен.
— Федя! Федя! — закричала она. — Где ты?
Приглядевшись в потемках, она увидела в нескольких шагах от себя что-то черное, скачущее. Да это Федька ныряет в снегу! Так, то погружаясь, то выпрыгивая, преодолевают глубокий снег собаки.
— Куда ты завел меня? Давай назад!
— Не боись, бабушка! — раздался хрипловатый подбадривающий возглас. — Нича-аго! Держись напрямик!
— Какое там «ничего»! — пробормотала Анна Ивановна. С трудом шагнула. И провалилась по пояс.
— Федька-а!
Он не отвечал. Она испугалась: «Если мне по пояс, может, он уже с головой провалился?»
— Фе-едя-а!
Господи, даже повернуться трудно в этой снежной массе! Ей стало невыносимо жарко, и она рывком развязала теплый платок у горла. Недоставало еще, чтобы заболело сердце. Что за нелепость!
— Фе-едя-а!
— Прямо надо идти! Бугорком!
Ей показалось, что знакомый — пронзительный и с хрипотцой — голос доносится откуда-то издалека. Но секундная слабость уже прошла.
— Федя! — самым сердитым и строгим голосом, на какой только была способна, крикнула Анна Ивановна. — Немедленно возвращайся! Сию минуту! — И напролом полезла в обратную сторону.
Наконец под ногами ощутилось твердое. Снова засверкали вдали огоньки, скрывшиеся, когда она барахталась в снежном омуте. Казалось, подмигивают они удивленно и слегка насмешливо. Вынырнув из мглы, возле нее топтался Федька. Черное пальто его, облепленное снегом, почти сливалось с густым полумраком вокруг.
Кое-как отряхиваясь, Анна Ивановна накинулась на Федю:
— Так ты не знаешь дорогу в свою школу? Вот уж не думала! А еще вызвался: «Провожу! Провожу!» Как же ты полгода-то в свой первый класс отходил?
— Через бугор дорога короче. — По голосу слышно было, что Федька обиженно надулся. — А волка я уж совсем присноровился вдарить портфелем по башке. А ты, бабушка, как закричишь! Он и убег.
— Какого еще волка? Нет тут волков под самой деревней.
— А вот и есть. Прибегает. Большущий.
— С двухэтажный дом ростом? Молчи уж! Вон ребята идут как люди, в овраги не валятся. За ними и пойдем.
Уже с минуту она прислушивалась к детским голосам, звеневшим где-то в прогоне, за избами. Голоса стали ближе, и Анна Ивановна пошла в ту сторону. Федька тащился рядом.
— В прошлом году было у меня ружье, — бурчал он, — я по этому волку стрелял, промазал…
— И где же теперь ружье?
— В лесу забыл. Должно быть, медведь в свою берлогу утащил, припрятал. А может, оно само взорвалось. Летом пожар в лесу был? Был. То от моего ружья.
— Да будет врать-то! Что ты в самом деле, Феденька? Ведь не было у тебя ружья.
— Было, было…
Дорога, широкая, со следами от недавно проехавших саней, оказалась совсем близко. Анна Ивановна и Федька нагнали гурьбу ребят.
— Богдан! Богдан! — закричали ребята, узнав Федьку. Потом раздались чинные «здравствуйте» — Анне Ивановне.
За «Богдана» Федька всегда дрался, и сейчас он, стремительно кинувшись, роздал направо-налево несколько тумаков.
Ребята со смехом разбежались, потом опять сбились в кучку, пошли степенно, держась поближе к Анне Ивановне, заговорившей с двумя девочками.
Федька, ревниво оттеснив других, пристроился у самого локтя старой учительницы. Вскоре он наткнулся на девочку, забежавшую вперед. Замахнулся на нее.
— Я бабушку провожаю в школу! Отсунься! Чо под ноги лезешь? — Он добавил что-то, чего Анна Ивановна не разобрала.
Девочка отскочила с криком:
— Он ругается!
— Федя! — с упреком сказала Анна Ивановна. — И не стыдно тебе?
До школы было километра три с половиной, и все полем. Развиднелось. Докуда глаз хватал, кругом было белым-бело. Метель занесла, завалила кусты и овраги. И только слева поодаль чернел лес.
На полдороге сзади раздался окрик:
— Поберегись!
Анна Ивановна и ребята отступили в снег. Беспорядочно выбрасывая копыта, неслась лошадь, запряженная в розвальни. Стоя, правила женщина в полушубке.
