Эдуард Лимонов
ЭКСЦЕССЫ
Влажный, бессмысленный и пустой Нью-Йорк в июле оказался далек от меня как никогда. В каждый мой приезд мы все более отдаляемся и скоро, может быть, возненавидим друг друга, как часто случается с бывшими страстно влюбленными. Я пересек Первую авеню и, не встретив ни одного прохожего, подошел к нужному дому. Достаточно ординарный снаружи, внутри он должен был скрывать, по словам моего друга Сашки Жигулина, "охуенный пентхауз". В "охуенном пентхаузе" остановился Жигулин, так же как и я приехавший из Парижа на побывку в эту баню. Я приехал по литературным делам и потому, что кончался мой американский документ для путешествий, зачем приехал Жигулин, я понятия не имел, может быть, от скуки. Он уже несколько лет мотается между двумя столицами.
Жигулин открыл мне дверь. Я вошел мимо дверей различных служб (в одном незакрытом проеме виднелась бело-голубая просторная ванная и ванные принадлежности) в обширнейшее светлое помещение, украшенное даже двумя колоннами. Слева у стены ввинчивалась вверх лестница, покрытая черным лаком, сияющая, как рояль. Спешу заметить, что за те несколько часов, которые я провел в "охуенном пентхаузе", я так и не поднялся по лакированной лестнице. От Жигулина я узнал, однако, что там помещается верхняя солнечная палуба корабля-пентхауза.
"Ну живешь! -- уважительно прокомментировал я увиденное великолепие. -- Ни хуя себя!" -- Сам я жил у приятеля на 101-й улице и Бродвее и спал на диване.
"А ты думал, Лимонов... -- заулыбался Жигулин и потрогал мою рубашку, сделанную в виде звездно-полосатого ало-бело-синего американского флага. -Где купил?" "На Бродвее. Шесть пятьдесят". "Клевая рубашка, -- похвалил Жигулин. -- Ты, конечно, знаешь маленького Эдварда?" -- спросил он и кивнул на толстенького небольшого человечка с широким ртом, улыбавшегося мне с дивана. "Безусловно. Привет, Эдвард!" -- сказал я. "Привет, Эдвард!" -- ответил мне маленький Эдвард и встал, чтобы, очевидно, подойти ко мне и, может быть, пожать руку. "Нью-Йорк таймс", лежавшая у него на коленях, воскресная, толстая, упала и рассыпалась по ковру в беспорядке.
"Ну, Эдвард, еб твою мать! -- свирепо закричал на него Жигулин. -- Что ты, блядь, как свинья все разбрасываешь... Я тебя выгоню на хуй! Ты же знаешь, что мне нужно убирать этот ебаный апартмент, завтра приезжает эта пизда Шэрил..."
"Этот", "эта", "эти" -- любимые эпитеты Жигулина.
Маленький Эдвард вернулся к газете и, напрягая хаки-брюки на заднице, нагнулся и стал подбирать "Нью-Йорк таймс". Маленький Эдвард -- француз и живет в Париже. Он прилетел вместе с Жигулиным. У маленького Эдварда богатые родители. Маленький Эдвард тянется к культуре, к фотографу Жигулину, к его моделям, к богеме... А буржуазный папа маленького Эдварда хочет со временем передать ему управление своими фабриками унитазов. Ну если не унитазов, чего-то вроде унитазов, может, постельного белья или горчицы. Маленький Эдвард усиленно сопротивляется воле богатого папы.
"Лимонов?! -- прояснилось лицо Жигулина. -- Ты умеешь убирать квартиры?" "Что ж тут уметь? -- удивился я. -- Умею". "Слушай, поможешь мне убрать квартиру, а? Завтра приезжает Шэрил, пизда-модель, владелица этого помещения, а у меня срач. Я ни хуя ни по этому бизнесу, ни по уборке. Ты будешь мне говорить, что делать, а я буду убирать. Идет?"
У Жигулина был совершенно отчаявшийся вид. В узюсеньких черных брючках, в тишотке, в узконосых штиблетиках -- его обычная форма -- Жигулин показался мне сегодня еще худее, чем обычно, хотя он и обычно почти дистрофик. Мне стало его очень жалко, к тому же я до сих пор должен ему четыре тысячи долларов.
"Помогу, -- сказал я, вовсе не имея это в виду. Нужно было его поддержать. -- Но, -- продолжал я, оглядев светлое помещение, -- я не вижу никакого особенного срача..."
"Вот, Саша, видишь... -- сказал маленький Эдвард удовлетворенно. -- Все нормально... А ты на меня кричишь, Саша... Здесь не так грязно, как тебе кажется".
"Правда, Лимонов, здесь не очень грязно? -- с надеждой спросил меня Жигулин. -- Но эта пизда Шэрил... сошла с ума на чистоте и порядке. Обязательно приебется к чему-нибудь. Завтра она приезжает проверить, как я тут. Она -- приятельница Катрин", -- пояснил он.
Эта парочка -- Жигулин и Катрин умели в течение дня превратить самый чистейший апартмент в мусорную яму. В одной из их квартир в Париже (а квартиры они меняли вынужденно часто, их выгоняли за грязь) даже завелись мыши, и в отсутствие Жигулина Катрин, боящаяся мышей, завалила все углы подушками и одеждой. Мне пришлось побывать вместе с Жигулиным в этом помещении. Квартира, в которую мы тогда вошли, могла быть охарактеризована только одним словом -"кошмар". Расставленные повсюду мышеловки сообщали помещению дополнительный гойевский колорит. В мышеловках воняли, очевидно, уже несколько дней, пойманные мыши и приманки, Катрин боялась их вынимать. В сравнении с парижскими квартирами нью-йоркскую, не свою, Жигулин только легко посыпал грязью и пылью, обошелся с нею очень по-джентльменски.
"Квартира нуждается в чистке вакуум-клинером, и только, -- сказал я. -Газеты, журналы сложить, столы вытереть, диваны взбить. Всего несколько часов работы. В сравнении с твоей обычной грязью, Сашок, -- удивительный порядок".