Посвящается моему другу Валере
Мы шли до края и за край,
И в риске и в чаду,
И все, с кем мы знавали рай,
Нам встретятся в аду.
…Когда рота остановилась на очередной короткий привал, было уже ясно, что таким табором двигаться на злополучную вершину нельзя. Дальше подъем шел по склону, который освещался луной. Ротный произвел перегруппировку перед последним рывком.
Почему ротный выбрал Кубика — знали все. Но почему Кубик взял в напарники его — уставшего, измученного молодого — никто так и не понял. Кубик слыл в роте отмороженным — молчал, порой обкуривался "в дым", бил без предупреждения, охотно идя на обострение отношений. Их в роте было трое земляков, призванных из Алтайского села. Под дембель из этой дружной компании алтайцев в живых остался только Кубик.
"Будешь идти след в след — "стоим — идем", стрижешь ушами, молодой?" Вот и весь инструктаж.
Солдат двигался автоматически, порой с запозданием реагируя на условные сигналы Кубика. Усталость брала свое, пара полученных «подач» от Кубика только усилила напряженку. Луна светила предательски ярко, камни на склоне, отполированные ветром и солнцем, блестели, создавая иллюзию прошедшего дождя.
Подтянувшись на руках, Кубик резким движением перекинул тело на площадку карниза, затем, сидя на корточках, огляделся и… неожиданно встал во весь рост. Площадка освещалась луной. На фоне черного звездного неба и сверкающих камней Кубик выглядел пришельцем из космоса. Его длинная искаженная тень только усиливала внеземной эффект происходящего.
Накопившаяся усталость убила остатки логики и страха в голове молодого. Восприняв поведение Кубика как знак отсутствия опасности, он, громко топая, оступаясь, взобрался на площадку и подошел к дембелю.
Кубик повернулся к нему всем телом, словно прикрывая его, растрепанного, от чьих-то нескромных глаз. "Шнурки развязались," — голос Кубика был спокойным и слегка уставшим. "Где?" — не понял молодой. "На правом ботинке," — уже жестко, но тише произнес Кубик. Присев на левое колено, Кубик, не меняя интонации, сказал: "Спокойно, урод. У меня за спиной духи. Там точка с ДШК. Мы для них, как в тире. Они прозевали нас, а мы их. Да не крути ты шарабаном, черт. Слушай сюда. Сейчас я встану и повернусь к ним. Ты из-за моей спины кинешь гранату — и сразу за тот камень," — Кубик слегка повел головой в сторону большого камня на краю площадки. Между ним и склоном была небольшая щель.
Кубик медленно встал, отряхивая колено. "Шурави, бакшиш!" — раздался крик, и они услышали, как что-то покатилось к ним со склона. "Гранаты," успел подумать молодой. Сильный толчок от Кубика кинул его на камень. Падая в щель лицом вниз, он на мгновение опередил одновременный взрыв нескольких гранат, накрывший всю площадку. Несколько тугих горячих ударов в спину и ноги заставили его инстинктивно вжаться в спасительную щель. Он слышал, как взорвалась ответная граната, брошенная Кубиком. Затем пространство вокруг него наполнилось упругими, теплыми струями воздуха. Что-то гулко хлопало, отскакивая от камней, повторяя, словно эхо, равномерный кашель духовского ДШК. Он почувствовал неожиданную слабость и с ужасом понял, что самым бесстыдным образом засыпает, не имея возможности и сил противостоять нахлынувшей на него мягкой, приятной беспомощности. Растекаясь по каменной щели, успел только подумать: "Я так и не кинул гранату…"
…На улице шел дождь. Капли монотонно долбили обшивку машины. Струи воды на лобовом стекле размывали привычные контуры домов, проезжающих машин, спешащих куда-то одиноких пешеходов.
— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — Валерка рассеянно изучал унылый городской пейзаж через боковое стекло машины. — Я думаю о том, что в Афгане я хотел и не боялся, а сейчас хочу и боюсь, — ответил он сам себе, не дождавшись Саниного вопроса.
— А я сейчас думаю о том, что ты чувствовал тогда, той ночью на "Кресте", — Саня знал, что с Валеркой лучше говорить об одном и том же, чем молчать.
— Да я же тебе рассказывал про это уже тысячу раз! — Валерка не мог сдержать своего раздражения. — Вот ты опять грузишь! Тебе надо это ковыряться в прошлом?
— Человеком управляют его прошлое и его привычки, — назидательно произнес Саня.
— Тогда ты, брат, водолаз по жизни, — с явным удовольствием съязвил Валерка.
— Ну, было, ну, прокололся — бывает!
Мутный поток грязной воды из-под колес обогнавшего их «лэнд-крузера» на секунду накрыл их «восьмерку» с головой"…
…Мугаджары. Несколько разрушенных глиняных домов на границе зеленки и бетонки, тонкой нитью уходящей на запад к Кишкинахуду, а затем дальше к Гиришку, к Герату, к Кушке и, может быть, к кому-то из туркменов домой. Зеленка в этом месте резко отступала изумрудным массивом на юг, освобождая дорогу из своих цепких объятий и уступая место безликой выжженной солнцем пустыне.
Их группа из шестнадцати человек на двух БТРах высадилась ровно пятнадцать минут назад и должна была обеспечить «блок» на этом участке бетонки. Быстро все прошмонав, привычно проверив вероятные места минирования, они занимали позиции, радуясь тому, что опередили противника.
Колонна опять задерживалась. Они торчали здесь, казалось, уже вечность. Солнце, не по-осеннему жаркое, палило их спины и лысые затылки, заставляя опорожнять и без того скудные запасы воды. Весь окрестный виноград был уже собран и съеден — это тоже никак не скрашивало их напряженного ожидания.
