Подросток сидел у реки. Летучие тени, часто вырываясь из мглы, почти задевали его лицо. Он крикнул на самую смелую из них и взмахнул руками.
— Шумишь чего? — раздался испуганный шепот в стороне.
— Да я им, кожанам, — громко сказал парень.
Настало молчание. В воздухе открылся мутный провал, словно там приподняли и колебали покрывало, и обозначилась плоская водяная поверхность.
Тот же шепот спросил:
— Сколько у тебя?
— Дорт, — по–татарски ответил парень.
Четыре маленькие рыбки лежали на земле, пахнущей прелью, и уже не бились.
— У меня, гляди, пять, — отозвался голос.
Но парню вовсе не показалось, что это много.
— Ушла рыба, — произнес он вполголоса. — Она чует.
— Чего чует? Снизу по воде пальба не дойдет.
— «Снизу»! — насмешливо протянул парень. — Сверху, по волне, ты смекай. Везут, Гнедыш!
На низком берегу, вдоль реки, вода наливала мелкие впадины — бакаи, обросшие ломкой травой — кураем. Бакаи остались с половодья. Долговязый, по–мальчишески нескладный, горбоносый парень встал, поболтал в бакае пойманной рыбешкой. Ил на дне казался белым, вода не мутилась, и мальчика забавляло это. Потом он принялся грызть рыбешку. Она была облеплена липкой чешуей, с привкусом ила, сплошь набита костями. Чтобы заесть ее, мальчик сунул в рот сочную травинку.
— Жуешь, Рюха? — крикнул Гнедыш.
— Курай, — коротко ответил тот.
— Сосет, ой, сосет в брюхе–то, — плачущим голосом сказал Гнедыш.
— Говорю, везут, — сердито перебил долговязый парень. — Хлебушко гонят с верховьев. Ты бачь — светом и будут.
Теперь широко стало видно по реке, и выступили ивы и лозняк на повороте вдалеке.
Огромная пустая степь бурела на том берегу. За нею, на востоке, слабо курилось — занималась заря. И в слабом, но все прибывавшем красноватом свете степь постепенно становилась сизой, вся в росе, как к паутине.
С востока, от зари, пахнул ветер. Он донес далекую протяжную перекличку, и, когда улегся, стала слышна тихая работа воды в тростнике.
— Гнедыш! — позвал парень.
Над камышом показалась круглая голова.
— Ты воробья ел?
— С перьями? — отозвался Гнедыш.
— «С перьями»! Ощипать — и живого.
Круглоголовый плюнул.
— Ну-у… шутишь все. Сосет? Ты терпи. Пожуй белый корень. Терпи, Рюшенька. — И неуверенно добавил, моргая: — Может, все ж приедут нонче.
Высокий парень презрительно передернул плечами. Гнедыш вышел на чистое место, и высокий сказал:
— Я в отваги[Отваги — охотники, вольные казаки.] пойду, Гнедыш. Тут не жить. Зажмурюсь, и все мне — будто я в ладье, и плывет, плывет все кругом. Батька по морю ходил, сказывал: вот как поле оно — и краю нету.