– Чей гомункулюс? – слышится из-за перегородки высокий голос Востокова.
В ответ раздаётся громкое молчание находящихся в шоу-руме молодых мужчин: коммерческого директора Игоря Климова, технического директора Олега Розова, и заместителя генерального директора по международным отношениям Валерия Сурова, то есть меня.
– Последний раз спрашиваю: чей? – повторяет Востоков.
Снова молчание. Мы удивлённо переглядываемся, и у каждого в глазах: «да чтобы я, да никогда!»
Поясняю: гомункулюсом у нас называют то, что вырастает в оставленной на неделю-другую недопитой чашке с чаем, или кофе. Плесень, короче.
– В самый последний раз спрашиваю…
На самом деле гомункулюс – мой. Это мою кружку нашёл Игорь Востоков, наш генеральный директор, когда лично полез разбирать чайный угол – место, отделённое от шоу-рума не очень устойчивой перегородкой, где мы пьём чай и питаемся. Вернее, одну из моих. У меня их несколько – не буду же я, в самом деле, пить кофе, чай и вино из одной и той же ёмкости! А молчу потому, что уличённый в выращивании гомункулюса сотрудник однозначно приговаривается к мытью чашек остальных сотрудников, а мне этого делать, сами понимаете, не хочется.
Востоков выходит из-за перегородки с моей чашкой в одной руке и сигаретой в другой.
– А гомункулюс уже, между прочим, почти созрел, – говорит он, проводя длинным, с небольшой горбинкой, носом над зеленовато-коричневатой жижей, – скоро будет шлёпать ластами и кричать: «Папа, папа!»
Мы молчим. Востоков обводит нас троих недобрым взглядом:
– Внимание, вопрос: «Кто у нас папа?» Минута на обсуждение.
Я понимаю, что отвертеться не удастся, поднимаюсь с рабочего места, подхожу к Игорю и с деланым любопытством заглядываю в чашку.
– А ведь как похож, засранец! – восхищённо говорю я. – Но, гражданин судья, при вынесении приговора прошу учесть факт добровольной явки с повинной.
– Хрена лысого! – заявляет Востоков. – Марш в сортир!
Держа в руках четыре самые грязные чашки во всем юго-западном округе Москвы, разделочную доску и два ножа, я поднимаюсь на пятый этаж. На четвёртом, нашем, мужской туалет закрыт – завхоз приспособила его под кладовку. Вот такой половой шовинизм.
Примерно в центре коридора мне попадается девушка Зоя, которую за длинные золотистые волосы и крупное туловище мы прозвали «Забавой». Общаться с нею не хочется, поэтому ускоряю шаг, чтобы успеть проскочить в заветную дверь.
– Привет, очкарикам! – кричит Зоя, перехватывая меня почти у входа в. – У вас что, опять пьянка? Готовишься?
– Нет, – отвечаю я, открывая спиной дверь, – внеочередной ПХД.
Зоя делает непонимающее лицо:
– Пэ-хэ-что?
– Парко-хозяйственный день, – говорю я оттуда, куда Зое вход запрещён, – уборка, в общем.
– А то, если пьянка, позвали бы! – кричит она вслед, но я включаю воду и делаю вид, что не слышу. Понимаю, не очень-то вежливо, но что поделать: от Зои не так-то просто отделаться.
Хотя по-человечески её понять можно. Зоя сидит на телефоне в небольшой фирмёхе, толкающей в регионы прибалтийскую косметику. Работы у Зои мало, свободного времени много. Зоя перманентно скучает, Зое хочется праздника. Кроме того, Зоя не замужем, а у нас в фирме из четырёх мужиков только один по-настоящему женатый, один женатый условно и двое не женаты вовсе. Так что Зоин интерес к нам вполне обоснован. А очкариками она нас назвала потому, что Фирма, в которой мы все работаем, занимается оптовой продажей изделий очковой оптики иностранного производства, проще говоря, очков, линз и оправ, на территории Российской Федерации. Оправы и всё остальное мы возим в основном из Испании, там у нас для этого есть специальный человек, родственник Востокова со стороны жены, кажется. Короче говоря, несём народу, как удачно выразился один наш клиент из Махачкалы: «Очки за бабки».
Сейчас январь девяносто восьмого года, доллар стоит шесть рублей ноль-ноль копеек. Мне двадцать четыре года, в фирме я работаю с лета, то есть с момента окончания института, и пока всё идёт нормально. В мои обязанности входит деловая переписка на иностранном (английском, разумеется) языке с нашими иностранными коллегами, телефонные переговоры с оными, поддержание в рабочем состоянии оргтехники – компьютера, принтера и факса, ведение складского учёта, и, кроме всего этого, замещение любого из директоров фирмы в их отсутствие. За всё про всё мне не всегда регулярно, но причитается триста долларов США ежемесячно, плюс премии, которые, впрочем, случаются нечасто. Да, забыл сказать: фирма наша называется: «Регейн[1]», убей бог, не знаю почему.
Я выхожу из сортира с вымытыми до характерного скрипа чашками коллег и спускаюсь обратно в офис. Зои в коридоре уже нет, зато есть сладковатый запах её духов, видимо, позаимствованных из ассортимента фирмы. Из-под собственной коровы, так сказать. Странно, но фактом отсутствия Зои я даже несколько разочарован.
Пока меня не было, к нам в шоу-рум пожаловали гости – две бизнес-девушки под тридцать. Обе брюнетки с короткими стрижками, в одной весовой категории, возможно, ровесницы. Из того, что очки наблюдаются на носу только у одной, можно заключить, что вторую она взяла за компанию. Девушки часто так делают, и совершенно, на мой взгляд, неоправданно. Но об этом чуть позже.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
