ЛУЧШИЙ РАССКАЗЧИК ФИЛИППИН
Филиппины — страна азиатская. Сомнений в этом не возникает, пожалуй, ни у кого, в том числе и у самих филиппинцев. И все же многое в этой островной стране, расположенной у юго-восточных берегов огромного евразийского материка, свидетельствует об отличиях Филиппин от других стран Востока. На семи тысячах островов живет уже около 60 млн. человек (в начале нашего века — всего 8 млн.), из которых 85 % — христиане, преимущественно католики, причем не недавно обращенные, а католики уже в двадцатом поколении.
Открыл острова (разумеется, для европейцев) Фердинанд Магеллан в 1521 г. Он и сложил здесь голову в стычке с вождем местного племени по имени Лапу-Лапу. Оба сейчас почитаются на Филиппинах: Магеллан — за то, что принес «свет истины», христианство; Лапу-Лапу — за то, что первым поднялся на борьбу с чужеземными угнетателями. Памятники обоим стоят недалеко друг от друга на островке Мактан в центральной части Филиппинского архипелага; на этом островке погиб великий мореплаватель, там же, скорее всего, кончил свои дни и Лапу-Лапу. Уже не просто: два врага рядом увековечены в камне. Но это не все. Был еще один вождь на близлежащем острове Себу, по имени Хумабон, который принял христианство практически первым, за что и ему отводится почетное место в филиппинском «пантеоне». Хумабон, став Карлосом, попросил своего новоявленного союзника Магеллана помочь ему одолеть соперника, Лапу-Лапу; испанец согласился, был убит, Карлос, разочаровавшись в пришельцах, снова стал Хумабоном, напал на остатки экспедиции Магеллана, та поспешно и бесславно покинула архипелаг. Таков расклад в самом начале новой истории Филиппин, таковы взаимоотношения между главными действующими лицами: пришелец, его враг, его же ненадежный союзник.
Испанцы, движимые прежде всего стремлением возвестить язычникам «благую весть» и обратить весь мир к истинному Богу, вернулись через 45 лет, наименовали острова Филиппинами (в честь короля — тогда еще наследного принца — Филиппа II) и обосновались на архипелаге на 333 года — с 1565 по 1898.
Конец их владычеству положила антииспанская революция, вспыхнувшая в 1896 г. Два года спустя к филиппинцам вроде бы на помощь пришли американцы, в 1898 г. объявившие войну Испании, а придя — остались. Филиппинцы, по их собственным словам, из католического монастыря попали сразу в Голливуд, где в некотором смысле пребывают и до сих пор, хотя страна получила независимость еще в 1946 г. Но базы, но бизнес, но инвестиции, но культурная привязанность — все это до сих пор на Филиппинах. Вот и думают они: Америка — это бывшая метрополия? А в духовном смысле: можно ли сказать, что Испания ушла совсем, если главное ее наследие — католичество — пронизывает собой всю жизнь, в том числе и политическую (как увидит читатель в первом же рассказе о Филиппинах, включенном в предлагаемый сборник)?
Спрашивается: могли ли столь резкие перемены пройти безболезненно? Спрашивается также: что стало с «филиппинской душой» (если позволительно пользоваться этим понятием) на протяжении столь бурной истории? Вопросы эти не риторические, они не есть проявление бесплодных интеллигентских исканий. Всякий думающий филиппинец задается ими, всякий думающий филиппинец ищет ответа на них.
И один из самых страстных искателей, один из самых оригинальных мыслителей Филиппин — Ник (он же Никомедес) Хоакин. Человек с душой отменно филиппинской, с испанской фамилией и американизированным именем, он искренне предан до-испанском прошлому. Он глубоко предан и испанскому наследию — религиозности, благородству, барочному изяществу — и этим отличается от многих ура-патриотов, зовущих к отторжению испанских наслоений. Даже его псевдоним — Кихано де Манила (анаграмма фамилии: Хоакин — Кихано), заставляет вспомнить о Дон Кихоте, одно из имен которого — Алонсо Кихано Добрый.
Но он ругательски ругает американизированное настоящее (бывает, заодно и американцев), хотя есть и в нем самом, и в его творчестве глубокое уважение к американской культуре и к самим американцам. Он тоже прошел американскую выучку — вдумчивый читатель не преминет отметить, что Хоакин следует лучшим традициям американской журналистики: он старается объективно подать материал (иногда добросовестно преподносит две-три версии одного и того же происшествия); он заботится об увлекательности подачи материала, не- допуская монотонности, не чуждаясь и сенсационности; его повествование не обходится без того, что американцы называют personal touch — «характерные штрихи» (обратите внимание: о ком бы он ни писал, он обязательно укажет, кто во что был одет, кто что ел, приведет-несколько подробностей из родословной и т. п.). Словом, это хороший журналист, соблюдающий законы современной журналистики. Но Хоакин, помимо того, еще и крупнейший писатель своей страны (об этом, среди прочего, свидетельствует его «Избранное», изданное у нас в 1988 г. в престижной серии «Мастера современной прозы»).