В июле 1882 года, указом Императора Александра 3-го, Симбирская Военная гимназия была переименована в кадетский корпус и, из полузакрытого учебного заведения, стала закрытым, с несколько видоизмененной программой, главным образом в области воспитания юношества и постепенной подготовки его к будущей военной карьере, к высокому званию офицера русской армии, однако не запрещающей окончившим корпус продолжать свое дальнейшее образование в университетах и других высших учебных заведениях.
Приехавших с летних каникул, гимназистов выстроили на внутреннем плацу, торжественно прочитали не многословный, но дышащий волей, указ Императора, и обрядили в новую, черного сукна, форму с синим погоном, на котором цветом светлой меди горели, поставленные штампом, две буквы — «С.К.». Головной убор гимназии был заменен черной фуражкой с лаковым козырьком, красным околышем, на котором задорно сияла кокарда.
Вновь испеченным кадетам новая реформа, на первый взгляд, показалась мало ощутимой, во всяком случае не внесшей никаких изменений в прежний распорядок их жизни, кроме формы.
Но как только в корпус прибыл новый директор, с виду суровый генерал, сказавший кадетам для первого знакомства краткое, но яркое слово о чести мундира, да роты и классы от штатских воспитателей приняли офицеры Главного Управления Военно-Учебных заведений, кадеты, в особенности старших классов, скоро поняли и осознали значение и смысл новой реформы. Эта реформа коснулась не одной Симбирской гимназии, а и других военных гимназий, разбросанных по лику русской земли, и в широких кругах русской общественности, то ли по недомыслию, то ли по причине свободных идей, всегда занимавших мозги русской интеллигенции, была встречена отрицательно. Особенно недоброжелательно отнеслись к новой реформе многочисленные сторонники Милютинского, полуштатского, полувоенного воспитания юношества. Зная крутой нрав Императора, они не решились открыто выступать с критикой новой реформы, которую считали возвращением к грубой и тупой аракчеевщине и неразумной солдатчине. Они, пренебрегая выгодами безплатного образования своих подрастающих чад, стали определять последних в классические гимназии, реальные училища и в другие средне-учебные заведения.
. . . . . . . . . . . .
…Прожита жизнь.
Бессмысленным пожаром революции сожжена Родина, и может быть теперь русские люди, пройдя тернистый путь скитаний и найдя приют изгнания во Франции, Африке, Германии, Индии, Америке, Японии, Англии, Бразилии, Уругвае, Чили, Австралии, только теперь могут осознать мудрость этой реформы, только теперь могут понять, почему в усталых от жизни и скитаний сердцах кадет до сих пор живет прекрасный образ Родины, и неугасимым огнем горят заложенные в корпусе идеалы религиозности, строгости к себе, порядочности, честности и чести.
Симбирский Корпус родился 15-го Августа 1882 года и окончил свой жизненный путь осенью 1918 года, прожив на свете короткую, но яркую, 36-илетнюю жизнь. Из его стен, ежегодно, вылетали на путь жизни, как птенцы из родного гнезда, воспитанники чести, украшая родословное дерево корпуса свежими листьями, давая ему жизненные соки, укрепляя его молодые корни. Росло, крепло дерево, протянуло свои ветви по просторам Родины и 8-го Сентября, в день корпусного праздника, цвело прекрасными синими цветами — цветами чести. Не сломили его ни ветры, ни ураганы… Падали лишь редкие, отжившие свою жизнь, листья, уступая место новым, сильным, молодым…
Налетел шквал японской войны… Дикие равнины Маньчжурии погребли много листьев… Осиротело дерево, но с гордостью смотрело, как падающие с него листья вплетались в венец русской армии, в венец воинской доблести, храбрости и чести.
Тайфун первой мировой войны, стихийный смерч бессмысленной и преступной русской смуты, с корнем вырвал цветущее дерево, разметал по миру остатки листьев… Усталые, измученные, осиротелые, падали они на чужие земли, орошались чужими дождями, пригревались чужим солнцем… Но дерево живет, и только цветет не синими, как на Родине, цветами, а серебряными-седыми.
Трехэтажное красного кирпича здание корпуса северным и главным фасадом выходило на Комисариатскую улицу. Западный фасад, составлявший спальни трех рот корпуса, примыкал к церковному двору Троицкого собора, южная часть, граничащая с Покровской улицей, представляла из себя сплошной, тоже красного кирпича, высокий забор, и восточное крыло занимали квартира директора корпуса, лазарет и домовая церковь. Внутри этого четыреугольника, отрезанного от внешнего мира, помещался огромный внутренний плац, окаймленный с южной и западной стороны широкой аллеей смешанных деревьев: тополя, черемухи, ольхи и дуба. На этом плацу производились: строевые учения, уроки гимнастики и игры. Зимой половина плаца заливалась водой и превращалась в каток. На второй половине плаца силами и трудами кадет строевой роты сооружалась ледяная гора с небольшим виражем, уносящим быстро скользящие санки и звонкие детские голоса в аллею тополей, примыкавшую к западной части. В глубине плаца в западном его углу было расположено кирпичное здание бани, расчитанное на 40 человек и электрическая станция.
