Глава 1. Остров Мятного тигра
Необъятный, ровный гул прибоя заглушал скрипучие крики чаек. Волны катились бесконечными рядами с моря на берег и, набежав на пустынный песок, закипали шипучей пеной.
Мальчик, подперев щёку кулаком, одиноко лежал на безлюдном берегу в ложбинке между двух дюнок, не обращая внимания на то, что ветер непрерывно сдувает и сыплет на него струйки песчинок.
Узкие жёсткие травинки с колючими кончиками трепетали и вздрагивали от ветра прямо у него перед глазами. Какая-то неизвестная, очень маленькая букашка с блестящей спинкой и чёрным носом упорно ползла, оставляя за собой на песке ровную строчку следов.
Мальчик давно с интересом следил за путешествием одинокой букашки, прокладывавшей себе путь среди бесконечной песчаной пустыни.
Трудолюбиво сгорбившись, она вскарабкалась на холмик, который был для неё, наверное, высокой горой, и стала спускаться в глубокую долину.
Вот она добралась и остановилась в нерешительности, наткнувшись на дремучую непролазную чащу жёстких травинок. Сунулась было носом влево, но почему-то раздумала и поплелась в обход вправо.
— Эх, ты! Влево-то тебе обходить было бы покороче! — сказал мальчик, которому всё было видно сверху, точно с самолёта.
Букашка заторопилась, прибавила шагу — видно, ей не нравилось, что приходится терять время. Может быть, ей нужно было поспеть куда-нибудь к сроку? Её ждали где-нибудь?
Интересно было бы знать кто…
Обрадуются ли там, когда она благополучно притопает на место?
Мало-помалу мальчик стал представлять себе, что он сам и есть вот эта букашка. Что сам он маленький и одинокий, с унылым таким вот чёрным носиком, похожим на хоботок, упорно и мужественно топает своими крошечными лапками по бесплодной пустыне.
Топает и думает: «Ах, до чего дико, одиноко и безлюдно…», вернее сказать: «До чего безбукашно всё вокруг! Какие опасности меня ждут? Уж не сидит ли за той песчаной горкой, в дремучем травкином лесу, какой-нибудь свирепый великан-букоед?..»
Только после того, как букашка, неутомимо работая лапками, скрылась за пригорком, мальчик повернул голову, посмотрел в море, не веря глазам, поморгал и вдруг вскочил как ужаленный. Корабль!
Сколько времени он, лёжа тут на берегу, вглядывался напрасно в это пустынное море в ожидании корабля, а стоило ему отвлечься, и вот он прозевал момент, когда появился наконец на горизонте дым.
Теперь уж нельзя было терять ни минуты! Он бросился бежать на вершину самой высокой дюны, срывая с себя на ходу рубашку.
Там стояла воткнутая в землю, заранее приготовленная длинная сухая жердь с рогулькой на конце. Он ловко подцепил рубашку на рогульку, поднял как можно выше над головой и стал размахивать ею в воздухе, подавая кораблю сигнал: «Тут на пустынном берегу человек!»
Махал отчаянно и неутомимо, иногда даже подпрыгивая от усердия. Скоро у него затекли поднятые руки, но он продолжал махать, стиснув зубы, — ведь в эти минуты решалось всё: заметят его с корабля или нет? Спустят шлюпку, чтобы его подобрать, или он так и останется тут один, может быть, на долгие месяцы или даже годы? Кто может знать?
На одну минуту ему показалось, что корабль начал останавливаться. Может быть, капитан в эту минуту смотрел на берег в подзорную трубу? Мальчик замахал ещё отчаянней онемевшими руками и даже заорал не своим голосом, хотя и сам едва услыхал свой голос сквозь гул прибоя, плеск и шипение волн.
И тут же увидел, что чёрный дым, точно в насмешку, ещё гуще повалил из трубы корабля. Корабль даже и не думал приостанавливаться.
Очень может быть, что никто и не думал смотреть с корабля на берег. А может быть, бессердечный капитан отлично всё видел, да спешил по своим делам и не пожелал терять времени из-за какого-то мальчика на необитаемом берегу!
Собственно, и мальчик не видел самого корабля, только чёрную воронку дыма, расплывавшегося где-то на грани неба и воды…
Мальчик, потеряв всякую надежду, швырнул свою сигнальную рогульку и погрозил кулаком вслед уходящему кораблю.
— Ну и убирайся! — Он очень далеко высунул язык (а это он здорово умел делать) и скроил самую противную рожу, в надежде, что хоть сейчас-то на него смотрят с корабля в сильную подзорную трубу и хорошо его видят. — Проваливай, раз тебе твой груз тухлого китового жира или какой-нибудь паршивой копры дороже, чем человек! Очень ты мне нужен!
Он выпрямился во весь свой не очень большой рост, скрестил руки на груди и презрительно плюнул вслед кораблю.
— Воображаешь, я начну рыдать и рвать на себе волосы? Да? А вот не зареву и ни единого волоска не вырву! Подавись своим китовым жиром!
Он ещё раз оглядел море от одного края до другого. Ни одного паруса. Ни единого сампана. Ни одной пироги! На песчаных отмелях ни одного человеческого следа! Только рваный башмак на толстой деревянной подошве, давным-давно выброшенный волнами. Волоча за собой по песку за рукав рубашку, он поплёлся к густой чаще леса, тянувшегося вдоль всего берега сплошной зубчатой стеной.
Там, где у подножия громадного дерева из-под корней морской ветер выдул песок, образовалась маленькая пещерка. Пол её был выстлан сухой листвой — тут он прятался в дождливые дни, спасаясь от гроз, таких частых и опасных в этих широтах.