Двадцать пять. Каждое утро, прежде чем открыть глаза, я считаю до двадцати пяти. Отличный способ, чтобы расслабиться, вспомнить, какой сегодня день и год, сосредоточиться, настроиться на серьезный лад и, если уж начистоту, дождаться, когда лежащий рядом со мной Дэвид, мой парень, выберется из постели, включит кофеварку и спальню наполнит аромат жареных кофейных зерен.
Тридцать шесть. Тридцать шесть минут требуется, чтобы почистить зубы, принять душ, протереть лицо тоником, нанести на него дневной крем, накраситься и одеться. Если я мою голову, тридцать шесть минут превращаются в сорок три.
Восемнадцать. Восемнадцать минут занимает путь от нашей квартирки в Марри-Хилл до Восточной Сорок седьмой улицы, где располагается юридическое бюро «Суттер, Бойт и Барн».
Двадцать четыре. По-моему, через двадцать четыре месяца свиданий и ухаживаний самое время съехаться вместе.
Двадцать восемь. Подходящий возраст для помолвки.
Тридцать. Подходящий возраст для замужества.
Меня зовут Данни Кохан, и я верю в магию чисел.
– Удачного собеседования! – приветствует меня Дэвид.
Я замираю на пороге кухни. Собеседование. Сегодня. Пятнадцатого декабря… На мне банный халат, мокрые волосы тюрбаном замотаны в полотенце. Дэвид до сих пор в пижаме, тронутая сединой каштановая шевелюра топорщится в беспорядке. Дэвиду нет и тридцати, а он уже седой как лунь. Но мне это нравится. Седина придает ему своеобразное благородство, особенно когда Дэвид надевает очки. А очки он надевает довольно часто.
– Спасибо.
Я обнимаю его, целую в шею, затем в губы. Бояться мне нечего – я только что почистила зубы, а дыхание Дэвида и без того свежее. Поначалу, когда мы только-только начали встречаться, я думала, Дэвид поднимается раньше меня, чтобы побыстрее выдавить на щетку зубную пасту, и лишь позже, когда мы стали жить вместе, мне открылось, что никакой нужды в этом у Дэвида нет. Таким уж он уродился: его дыхание всегда чистое, как весеннее утро. Чего нельзя сказать обо мне.
– Кофе готов.
Он не успел вставить контактные линзы и близоруко щурится, пытаясь разглядеть чашки. Лицо его страдальчески морщится, и у меня сжимается сердце.
Наконец он находит мою чашку и наполняет ее дымящейся жидкостью. Я открываю холодильник. Дэвид протягивает мне чашку, и я от души разбавляю кофе сливками. Сухими сливками с привкусом фундука. Для Дэвида портить кофе подобным «осветлителем» – настоящее святотатство, но он все равно покупает сливки, лишь бы меня порадовать. Такой вот он человек. Рассудительный и щедрый.
Обхватив ладонями чашку, я присаживаюсь в нише у окна и смотрю на Третью авеню. Марри-Хилл не самый респектабельный район Нью-Йорка, а заполонившие его еврейские общины и выпускницы колледжей в толстовках «Пенн», толпами понаехавшие из приграничных Нью-Джерси и Коннектикута, и вовсе отпугивают от него добропорядочных граждан. Но где еще в этом городе мы смогли бы арендовать двухкомнатную квартиру с оборудованной кухней-столовой в доме с привратником? А ведь, говоря между нами, мы с Дэвидом зарабатываем до неприличия больше денег, чем наши двадцативосьмилетние сверстники.
Дэвид – инвестиционный банкир в компании «Тишман Шпейер», вкладывающейся в недвижимость. Я корпоративный юрист. И сегодня у меня собеседование в ведущей юридической фирме Нью-Йорка. В «Уочтелле». В святая святых. В земле обетованной. В легендарной цитадели из серого бетона и черного гранита на Западной Пятьдесят второй улице. В овеянной славой штаб-квартире, где трудятся выдающиеся юристы страны. Где представляются интересы всех самых знаменитых компаний, от названий которых кружится голова: «Боинг», «Эй-Ти-энд-Ти», «ИНГ Груп». Эпохальные слияния корпораций, сделки, влияющие на мировые рынки, – все происходит внутри этих стен.
Я мечтала работать в «Уочтелле» чуть ли не с пеленок. И когда отец отвозил меня в город полакомиться мороженым в «Серендипити» и сводить на дневной спектакль, мы обязательно глазели на высоченные здания на Таймс-сквер, а иногда, повинуясь моему неодолимому порыву, прогуливались до Западной Пятьдесят второй улицы, и я, запрокинув голову, смотрела и не могла насмотреться на дом под номером пятьдесят один, где располагались головные офисы Си-би-эс и «Уочтелла», обосновавшегося там с 1965 года.
– Ты сразишь их наповал, котенок.
Дэвид потягивается, поднимая над головой руки, и его футболка задирается, обнажая живот. Дэвид длинный и тощий, и стоит ему потянуться, как все его куцые футболки ползут вверх. Впрочем, я ничего не имею против.