— О, аллах! Что Кожа сделал людям плохого? Почему его все ругают?
Это бабушка говорит обо мне.
Я притаился в сенях и жду, что ответит аллах, но он молчит. Тогда я осторожно заглядываю в комнату и вижу: на скамейке вместо аллаха сидит комбайнер соседнего колхоза Каратай. Он разошелся со своей женой и теперь сватает мою маму.
Признаться, я не люблю этого человека. С тех пор, как он стал бывать в нашем доме, — это началось с прошлой осени — мои отношения с мамой перестали быть такими дружескими, как раньше. Когда Каратай приезжает к нам на своем старом мотоцикле, они подолгу о чем-то шепчутся, и я не должен входить в комнату.
Не понимаю, почему мама должна выходить замуж? Нам и так хорошо. После того, как погиб на фронте мой отец, мы живем втроем — я, мама и бабушка. Зачем нам Каратай с его обшарпанным мотоциклом?!
...Я делаю шаг назад и, незамеченный никем, выбегаю из сеней.
— Черный Коже! — зовет меня кто-то с противоположной стороны улицы.
Я по привычке отзываюсь и тут же сжимаю кулаки. Это крикнул мой соклассник Жантас. Он насмешник и никогда не произносит моего имени правильно. Вместо Кожа он умышленно говорит Коже, что означает «постный суп».
Я грожу ему кулаком, а он хохочет и хлопает себя по коленям. Не обращая внимания на Жантаса, продолжаю идти дальше.
...Я давно хотел спросить бабушку, кто мне дал такое нехорошее имя. По свидетельству о рождении меня зовут Кожабергеном. Но потом кто-то из них — мама или бабушка — потерял вторую половину моего имени. Скорее всего, они обе, сговорившись, стали называть меня коротко: Кожа. Теперь меня зовет так весь аул.
В школе у нас есть другой Кожа. Чтобы нас не путать, ребята зовут меня Черный Кожа, а старшего сына Суттебая — Рыжий Кожа. А такой хитрец, как Жантас, коверкает имена нас обоих.
Что я буду делать с таким именем, когда стану взрослым? Я хочу стать писателем — это уже решено. К нам в школу из Алма-Аты приезжал писатель — высокий, кудрявый, с красивым именем. Обо мне он сказал так:
— Какой подвижной мальчик!
Если бы он знал, как мне попадает за эту подвижность от классного руководителя Майкановой!
Конечно, быть знаменитым писателем очень хорошо. Тогда уж никто не упрекнет бабушку, что ее внук Кожа плохо себя ведет. И хорошо бы еще иметь такое имя, как Мурат, Ербол или, скажем, Болат, Сабит.
Раз я надумал — значит, это будет так. Бабушка говорит, что я упрямый и страшно настойчивый. Она до сих пор помнит, как я прожег ее платок. Я был тогда совсем малышом. Мне нужны были лыжи. Бабушка сказала, что никаких лыж не будет, потому что я забияка и не слушаюсь ее. Я рассердился и сгоряча бросил бабушкин платок на раскаленную плиту. Платок прогорел, а бабушка положила меня ничком на пол и дала такую взбучку, что у нее заболели руки. Но я молчал и не плакал. Потом вырвался и убежал. Когда я стану писателем, я куплю бабушке отличный платок. Но об этом я пока ей не говорю.
...Несколько дней назад я закончил пятый класс. Сейчас каникулы, и я совершенно свободен. В самом деле, как хорошо летом! Можно спать сколько угодно, ходить на речку купаться, удить рыбу или поехать на джайляу.
Так размышляя, я дошел до реки. На крутом ее изгибе есть небольшая песчаная коса. Сюда я прихожу каждый день. Тут даже лежит моя банка из-под червей.
Жаль, что я не взял с собой удочку. На закате иногда здорово клюет.
Солнце садится на том берегу в кустарники, и в воде глубоко-глубоко опрокинут золотой столб. Где-то в камышах беспокойно крякают утки, за поворотом слышны удары весел о лодку.
Я стою на берегу и смотрю, как струится вода. Она течет спокойно-спокойно.
Днем, я видел, сюда приходила купаться Жанар. Вы, должно быть, знаете эту девочку. Ее знают все. Прежде всего, это самая красивая девочка в нашей школе. У нее замечательный голос. Жанар отлично плавает, отлично поет, а как она танцует «Камажай»! С ней стоит дружить.
Почему-то мне всегда становится радостно, когда я думаю о Жанар. Мне даже приятно смотреть в ту сторону аула, где стоит ее дом. Иногда у меня появляется желание сделать что-нибудь такое хорошее, чтобы люди говорили:
— Кожа — молодец! Кожа — герой!
И чтобы об этом обязательно знала Жанар.
Я подхожу к знакомому кусту боярышника, где обычно купается Жанар, и внимательно изучаю чистый, как стекло, песок. Может быть, она что-нибудь забыла здесь, я подберу и отнесу ей.
На песке следы чьих-то босых ног. Конечно, это следы Жанар — маленькие и аккуратные. Я подхожу ближе и рассматриваю их. Потом я осторожно ставлю в эти следы ступни своих ног и так стою, не шелохнувшись. Песок теплый и нежный. Теперь я твердо знаю, что это следы Жанар. Медленно ступая по этим следам, я возвращаюсь домой. У входа в поселок следы исчезают, и мне опять становится скучно.
У нашей калитки по-прежнему стоит облезлый мотоцикл Каратая. Я не люблю эту, машину, как и ее хозяина. Со злостью я ударяю ногой по колесу и решительно иду в дом.
У порога меня встречает бабушка. Она перемешивает в кадке кумыс. Я хочу пройти мимо, но она останавливает меня за руку.
— Куда ты? Там человек. Садись здесь и покушай.
