Натиг Расул-заде
ЧЕЛОВЕК ИЗ ХОРА
Мир Мамеду Мир Кязимову приснился страшный сон: будто в ступенчатых рядах хора аккуратных мальчиков - прилизанные волосы, галстуки-бабочки, максимум сосредоточенности - он, неумытый, помятый, с похмелья, с прилипшим листиком квашеной капусты к усам, поет "Реквием" Моцарта, время от времени пуская неожиданного петуха, отчего дирижер и мальчики рядом сердито косятся на него. М3К (Здесь и далее для удобства восприятия имя главного героя дается сокращенно ) проснулся в начале шестого утра в холодном поту, сел на постели и долго мял лицо, стараясь отдышаться и прийти в себя. Даже, грешным делом, рукой по усам провел, смахивая воображаемый листик квашеной капусты. Дело в том, что М3К пел когда-то в хоре, не в детском, конечно, а вполне взрослом, пел самозабвенно, бесконечно любя это дело, и попутно открывал для себя много любопытных, но бесполезных наблюдений. К примеру, одно из них: руководитель и дирижер хора выбирал себе фавориток из числа новеньких женщин, а те, пришедшие петь, поначалу в общем ряду хористов вовсю кокетничали, будто пели соло, играли бровями, шевелились больше, чем необходимо, тем самым нарушая гармонию видимой монолитности коллектива при исполнении; на них понимающе глядели другие хористки, уже привыкшие и сами прошедшие через это.
Наблюдать такое М3К было немного неловко и жалко было этих дур, которые Бог весть что о себе мнили, а кончили хором за сто тридцать пять раз в месяц. Впрочем, сам он тоже был из них, ничем от них не отличался, разве что неуемным желанием петь. Смолоду у М3К был маленький, но довольно приятный голос, и если вы прибавите сюда вышеозначенное страстное желание, то не ошибетесь, сказав, что эти качества помогли М3К поступить в Азербайджанскую консерваторию, где он, успешно проучившись положенный срок, вышел на волю свободным художником, что и выяснилось, когда он длительное время не мог найти себе работу. В конце концов, такая работа нашлась в капелле при бакинской филармонии и, поначалу мизерный оклад как-то не очень волновал М3К, потому что был он один-одинешенек, неприхотлив в еде и одежде, короче, был, что называется, не от мира сего, жил одной музыкой, много пел, но вследствие некоммуникабельности, неумения и нежелания сходиться с нужными людьми малого добился. Но вот на пути М3К замаячила его будущая супружница, хотя вполне могла бы и не маячить при таком его отшельническом образе жизни. Она оказалась дамой хваткой, привыкшей добиваться поставленных в жизни целей. Так она и добилась М3К, который ни сном ни духоми не знал, что именно он и есть очередная поставленная цель на пути напористой особы. Оставалось только удивляться -зачем он ей?. Но тут уместно будет привести три неоспоримых аргумента: во-первых, как говорится, неисповедимы пути твои, во-вторых, чужая душа - потемки, в-третьих, женские поступки порой не поддаются никакому разумению и логике. Исходя из выше приведенного, становится ясным мотив и т.д. Характера М3К, как можно было уже догадаться, был жидковатого, в том смысле, что все, кому ни лень, могли бы вить из него веревки, если б взялись умеючи; и именно в силу своего слабого характера тут же согласился соответствовать, как только были предъявлены с ее стороны неоспоримые свидетельства порчи девичьего имущества. Постепенно многое для М3К стало проясняться, будто из тумана выплывая, будто он в себя приходил после продолжительного летаргического сна; и мало-по малу перед сонным взором М3К появился тесть, окончательно выплыв из тумана и обосновавшись в своих реальных очертаниях в качестве, так сказать, папы будущей супружницы, которая и оказалась именно папиной дочкой, хотя имелась в наличии и мама. Деловым качествам, умению не упускать свое, мертвой хватке тестя позавидовали бы бульдоги, не кормленные двое суток. Он знал все про всех в городе. Естественно, имеются в виду люди заметные, мелкота его не интересовала. Благодаря своей феноменальной, но несколько деформированно-односторонней памяти, он сколотил себе солидный капиталец, попутно осчастливив приданым уже трех дочерей. Та, что взяла в оборот М3К, была четвертой, младшенькой.
Да, следует отметить, что, только глянув на полусонного М3К, пребывающего в эмпиреях, сердобольный папочка тут же, не заботясь присутствием потенциального зятя, с места в карьер пустился отговаривать непослушную, но самую любимую дочь, на что та так и осталась непослушной, к тому же, осердившись, разбила два хрустальных фужера и уникальную китайского фарфора кружку родителя (в голове у которого тут же заработал счетчик, подсчитывая непредвиденные убытки), кружку вместительностью примерно с полведра, из нее только и мог нахлебаться папаша, принимая во внимание его габариты. Кончилось, однако, миром. Но зубастый тесть, знавший, кто на ком и в каком году, а также с какой целью, и кто кому кем, и через кого, и сколько судимостей у них вместе взятых, и державший всю эту канцелярию в гладкой, как колено, черепушке, этот самый тесть, в конце концов и под нажимом, дать-то свое согласие дал, о не просто так, а в обмен на клятву (впрочем, не произнесенную вслух, чтобы не травмировать тонкую психическую организацию М3К), что непременно, пока жив, сделает из зятя человека, что в его понимании означало одно - человека, умеющего делать деньги и дела. Естественно, М3К и не подозревал, сколь агрессивным опытам предстоит ему подвергнуться в недалеком будущем. А как начались опыты, поначалу он противился им неустрашимо - хотя все понятно, да? - как человек, у которого хотят отнять последнее. Или вернее -единственное. Лучше смерть, чем бросить петь. Так рифмованно думал этот певун. "Но, послушай, дорогой, это жена, конечно, - не можем же мы жить на твои сто тридцать, это же уму непостижимо! " "Нам скоро прибавят зарплату, -невозмутимо парировал М3К, уверенный, что говорит серьезные и важные вещи, - в связи со всеобщим подорожанием. Я буду получать не сто тридцать пять, кстати, - счел он своим долгом попутно поправить оговорку жены, -сто тридцать пять, а не сто тридцать, с чего ты взяла, что я получал сто тридцать? Ну так вот, теперь, в связи, так сказать, с тотальным подорожанием на продукты питания и прочее, я буду получать не сто тридцать пять, а сто девяносто", - гордо улыбнулся он, отметив, однако, про себя, что последние слова можно было бы произнести не так чванливо и громогласно. Жена хватала себя за голову. "Это уму непостижимо! " стонала она, делая почему-то ударение на слове "непостижимо", верно, на самом деле не понимала. А М3К продолжал пока жить, как и раньше, бездумно, как птичка певчая, с одной только разницей, что уже был не один, а с подругой в уютно обставленной двухкомнатной квартире - подарок тестя. Жизнь его, если не считать пока не очень чувствительных и болезненных выпадов жены, стала еще более беззаботной, потому что теперь было кому о нем заботиться. Кроме того, не забудьте - ежевечернее совокупление, что не маловажно. Одним словом, он продолжал порхать по жизни, мало о чем думая, продолжал относиться несерьезно ко всему, что не касалось его профессии. Однако вышеупомянутые регулярные соития привели к неизбежному увеличению семьи, что немало удивило М3К; он-то всерьез над этим не задумывался, верно, полагал, что детей в самом деле приносят аисты, и если такого аиста хорошенько попросить, он не станет беспокоить. Тут, разумеется, за М3К взялись всерьез, и он не на шутку перепугался, но продолжал еще кое-как держаться, можно сказать, из последних сил, пока не замаячил на горизонте второй крикун, который был произведен благополучно на свет божий в какой-то степени даже назло папочке-попрыгунчику, чтобы раз и навсегда заземлить его и прекратить его никчемные витания в облаках. Но тут уж за него принялся сам тесть, и не прошло и нескольких месяцев, как М3К пребывал уже в новом качестве, с болью в сердце был оставлен любимый хор, и теперь по утрам за М3К заезжал обшарпанный "москвич", возивший новоиспеченного инспектора по разным там детским площадкам, аттракционам, каруселям, коих в большом городе было великое множество, пригодность которых к дальнейшей эксплуатации и безопасность оных для детей и проверял инспектор М3К, а заодно, жутко краснея во всех этих теплых местечках, принимал в карман. Поначалу М3К вздумал было протестовать с непривычки, но, напоровшись на изумленное выражение лица дающего, спохватился, что, видимо, делает что-то не так. Потом постепенно привык, конечно, но краснеть не перестал. Дома, по вечерам, вынимая из карманов пригоршнями заработанные мятые бумаженции, к которым не испытывал ни любви, ни уважения, он видел, как радостно расцветает лицо жены. Она-то, конечно, знала цену деньгам и заранее распределяла, куда и сколько из принесенных М3К, он же, напротив, оставался мрачен. Пребывал в угнетенном состоянии духа. Часто снились сны, милые, светлые, путаные сны про покинутый хор. Он, ликуя душой, поет в хоре, поет, словно в бане парится, физически ощущая, как выходит из него вся дрянь, накопленная за то время, когда он не пел, поет самозабвенно, прикрыв глаза от удовольствия, ощущая явственно, как тоненький, но очень необходимый родничок его голоса гармонично вливается в реку голосов хора; прекрасно слаженный и такой родной хор, но тут вдруг он начинает пока еще смутно чувствовать что-то неладное, в воздухе пахнет бедой, открывает глаза, так и есть - декольтированные, в складках избыточной плоти женщины в первом ряду хора недоуменно косятся на него, все еще продолжая петь, но уже не так слаженно и монолитно, уже наметилась крохотная трещинка в глыбе цельного слияния голосов, уже трещина эта грозит расшириться, и река, натолкнувшись на препятствие, вновь может распасться на ручейки. И все это он, он виноват, М3К, все по его вине. Он это чувствует, но не может понять что же произошло? Почему все смотрят на него? А косятся на него все чаще, все больше недоуменных взглядов ловит он на себе, а дирижер, так тот просто буравит его яростным взглядом вылезающих из орбиты глаз, будто он отбил у него фаворитку. И шляпа - телевизионный оператор именно его показывает, гнусно усмехаясь, крупным планом. Тут М3К в ужасе чувствует, что ногам его почему-то становится холодно, заставляет себя опустить глаза и на грани помрачения рассудка обнаруживает себя поющим без штанов. Смокинг на нем сидит безупречно, галстук-баб очка, как у лорда, а внизу - длинные, до колен, ситцевые трусы в крупный горошек, тот самый ситец, что домохозяйки предпочитают кроить на кухонные занавески. Пот прошибает М3К, ноги, обмякнув, заставляют его опуститься на корточки, и так, на корточках, пробирается он между рядов поющих и уходит за кулисы, преследуемый добросовестной операторской камерой.
