— Девочки, у меня для вас сюрприз, — сказала мама. — Мы переезжаем.
Мы, как по команде, уставились на неё. Она тяжело откинулась на спинку стула, упираясь ногами в столешницу, так что тапочки возвышались над чашками с кукурузными хлопьями. Живот выпирал из-под юбки, как огромный надувной мяч. Не верилось, что она способна добраться хотя бы до входной двери. Потёртые мохеровые шлёпанцы, пожалуй, развалятся под её тяжестью. Может быть, надо подуть на неё снизу тёплым воздухом, и тогда она мягко всплывёт вверх и вылетит в открытое окно.
— Прекрати таращиться на мой живот, Дикси! — недовольно сказала мама.
— Как же ей не таращиться? — сказала Джуд. — Он такой здоровый!
— Мамочки, он шевелится! — взвизгнула Рошель.
Мама обхватила руками свой животик, похлопывая по шевелящемуся выступу под пупком. Мне хотелось, чтобы он шевелился не так сильно. А то пупок у мамы, того гляди, вылетит, как пробка из бутылки.
Я раньше думала, что так дети и появляются на свет. От этого уже делалось не по себе. Но правда оказалась и того хуже. Я уверена, что не хочу рожать детей — ни за что и никогда.
— Он сегодня вовсю пинается, — сказала мама гордо. — Наверное, будет футболистом. Правда, мой маленький Дэвид Бэкхем?
Она склонилась над своим надутым животиком, словно ожидая ответа, а потом проговорила тоненьким детским голоском:
— Да, мамочка.
— Мам, ты совсем рехнулась, — сказала Джуд. — Ты как узнала, что будет мальчик, так окончательно чокнулась. И что уж такого хорошего в мальчиках?
Джуд сделала свирепый выпад обеими руками, словно собиралась отлупить всех мальчишек на свете только за то, что они мужского пола.
— Смотри, что делаешь! — возмутилась Мартина, отодвигая свой чай подальше от локтей Джуд. — Мам, ты о чем? Мы не хотим больше переезжать. Мы уже наигрались в «музыкальные стулья» по всему этому чёртову Блечворту.
Мы начали с Южного блока. Переехали туда, когда освободилась трехкомнатная квартира, но мама поругалась с соседями по лестничной площадке. Мы перебрались на первый этаж Северного блока, но там было так сыро, что мы всю зиму не вылезали из соплей и кашля. Тогда мы переехали на последний этаж, под самую крышу. Это оказалось не самым разумным решением. При каждом дождичке нам приходилось сбиваться в кучу в маминой комнате, потому что потолок у нас протекал. Муниципалитет никак не мог привести крышу в порядок, сколько туда ни звонили.
Тем не менее нам эта квартира нравилась.
Мартине нравилось жить на верхнем этаже потому, что её приятель Тони жил в соседней квартире — № 113. Мартина — самая старшая из нас, Бриллиантовых девочек. Ей только что исполнилось шестнадцать. Она говорит, что теперь она взрослая и может делать что хочет. Она очень похожа на маму, но изо всех сил старается быть непохожей. У неё мамины красивые густые чёрные волосы, но она красится в блондинку. Мама носит короткие юбки, поэтому Мартина предпочитает джинсы, сидящие на бёдрах так низко, что, когда она нагибается вперёд, виден край трусиков.
Джуд верхний этаж нравился потому, что она научилась пробираться через тайный люк на крышу. Крышу она объявила своей личной территорией. Куча мальчишек из нашего блока тоже хотела туда залезть, но Джуд их не пускает. Она может справиться с любым мальчишкой, хотя ей всего четырнадцать и роста она небольшого. Она невысокая, но коренастая и очень-очень крепкая. Джуд меня опекает, и кто вздумает меня дразнить, тут же получает жестокую трёпку. Мама говорит, что у нас в семье не должно быть любимчиков, но если бы у меня все же была любимая сестра, то, конечно, только Джуд.
Рошель верхний этаж нравился потому, что Мартина все время торчала у Тони. Это значило, что комната находится в полном распоряжении Рошель и она может свободно скакать по ней, воображая себя эстрадной певицей, прижимая к губам щётку для волос вместо микрофона и любуясь своим отражением в зеркале на двери платяного шкафа. Она все время на себя любуется. Думаю, я бы тоже не отрывалась от зеркала, если бы выглядела как Рошель. Ей всего двенадцать, но она хочет казаться намного старше. Она очень хорошенькая: длинные вьющиеся светлые волосы, личико сердечком и пухлые розовые губки, как на сахарных валентинках. В остальном характер у неё совсем не сахар. Я часто с трудом выношу мою сестрицу Рошель.
Мне нравилось жить на верхнем этаже потому, что я могла воображать, глядя из окна, что мы с Фиалкой летим высоко над крышами нашего города к океану — через весь мир в её родную Австралию. Я знала, что настоящие волнистые попугайчики родом оттуда. Когда мне хотелось поговорить с Фиалкой, она всегда откликалась: «Привет, Дикси!» Но если у вас хватит бестактности перевернуть Фиалку вверх ногами, вы увидите белую этикетку с надписью: «Сделано в Китае». Она не говорит по-китайски, но я иногда выуживала для неё из мусорных баков упаковки от чоу-мейн и китайского рагу, и она радостно утыкалась в них клювиком.
Я нащупала Фиалку в рукаве кофты. Я теперь редко ношу её на пальце, даже дома, потому что все таращатся на меня, как на ненормальную. Так что я сую её в рукав, как бумажный платочек, и иногда потихоньку поглаживаю по пёрышкам. Сейчас мне тоже пришлось её погладить, потому что Мартина, Джуд и Рошель орали во всю глотку, а она этого не любит, я знаю.
