Ангелы, высокий белокурый Ксор и чернокожий гигант Хамдиэль, коротали время на Луне. Ксор лежал на спине, заложив руки за голову, и беспечно пожевывал невесть откуда принесенную соломинку. Хамдиэль сидел, разглядывая удаленную на сотни тысяч километров голубую планету. Припекало солнце, накаляя плотную пыль спутника Земли. Впрочем, даже если бы поверхность под ними расплавилась, ангелы вряд ли переменили бы позы: тело для духовного существа — такая условность…
— Как будто у людей что-то произошло? — поинтересовался Ксор.
— Ага, — зевая, подтвердил Хамдиэль. — Русские ракету запустили.
— Опять сюда? — оживился Ксор.
— Нет, — качнул головой Хамдиэль. — На Марс.
— Так сразу — и на Марс? — с сомнением произнес Ксор. — Не долетит, пожалуй. Первый блин комом. Особенно у русских… Что еще происходит? Как люди смотрят на это чудо?
— Да как, — пожал плечами темнокожий. — Никому не интересно. Только один мальчик, вместо того чтобы спать, так на нас с тобой засмотрелся, что сейчас шею вывернет.
— Вывернуть не вывернет, — отметил Ксор, приглядевшись к мальчишке, с открытым ртом уставившемуся на сияние ночного светила, — а свернуть свернет. Свалится с подоконника, и готово… О-у, Хамдиэль, ты где?
Но чернокожего ангела на Луне уже не было. Он стоял в комнате, за спиной мальчика, разглядывавшего Луну и звезды, и ждал, когда маленькая ножка соскользнет с округлого края подоконника. Наконец это случилось. Дима — так звали мальчика — вскрикнул, потерял равновесие, но Хамдиэль подхватил его.
— Вы кто? — не испугался малыш.
— Ангелы, — просто ответил возникший рядом Ксор, и откинул одеяло. — Ложись-ка давай, исследователь.
— Ух ты-ы-ы… — шепотом протянул Димка. — А вы правда существуете? Или мне снитесь?
— Существуем, — ответил Хамдиэль.
— Снимся, — сказал Ксор, — спи, давай.
Через несколько мгновений они уже шагали по заснеженной московской улице.
— Мама! — сказал утром Димка. — Ко мне ночью приходили ангелы.
— Ты только никому об этом не рассказывай, мой хороший, — почему-то очень тихо и очень серьезно проговорила мама.
Дима, Москва, двадцать первый век
Осеннее солнце добиралось до двора угловатого дома. Едва выглянув из-за крыши, оно осветило тихую комнату и дотянулось до спящего. На часах было восемь.
Спавший проснулся. Он всегда ждал солнца, досыпая последние минутки. Он знал: солнце — это тепло, это радость. Лежать больше не хотелось. Дима сел и зажмурился. Ему было хорошо, как коту, выбравшемуся на припек. Пытаясь продлить тихое счастье, он старался не шевелиться, но чувства стали уступать место мыслям, захотелось кофе, а необходимость поторапливаться на работу стерла с лица улыбку.
Дима встал, побрел в ванную, без эмоций представляя, как сложится день. Все будет как всегда. Дежурные улыбки коллег. Веселенькие перекуры со старыми анекдотами и ленивым враньем о мнимых любовных и реальных алкогольных победах… Он зачерпнул в пригоршню воды и плеснул ее на лицо. Обеденный перерыв, который смело можно растянуть на полчасика дольше дозволенного. Скучное ожидание конца рабочего дня. И снова дежурные улыбки — теперь уже на прощанье… На этом месте Дима вздохнул поглубже и перекрыл горячую воду. Нежные струи душа вмиг превратились в жалящие холодом иглы. Другой давно сбежал бы, посинев и дрожа, а он — стоит!
Благоухая парфюмом труднопроизносимого бренда, сияя выбритым до блеска подбородком, он вошел в кухню. Вчерашняя посуда громоздилась возле раковины. Позавчерашняя и еще более ранняя — в раковине. Дима озабоченно распахнул шкафчик. Чистые чашки еще имелись. Ложки — тоже. Значит, с мытьем можно не торопиться… Потягивая крепкую робусту, Дима благодушно затягивался пряным дымом, прикладывал к губам рюмочку «Бейлиса» и грезил… В последнее время его все чаще посещала мысль, что пора бы остепениться и завести жену. Именно так: завести жену. Постановка задачи его веселила. У кого-то собаки, а у него — жена. Возраст самый подходящий — двадцать пять, мужчина в полном расцвете сил, недурен собой, с хорошей работой и зарплатой, характер вполне сносный. Поэтому кастинг на роль миссис Школьник намеревался быть серьезным. Миловидная, но не слишком красивая — чтобы в люди не стыдно было выйти, но чтобы не слишком засматривались. Умная, но в меру, чтоб его мнение ставила во главу угла. Хозяйственная. Чтобы стол накрыт был, когда гости придут. Ну, и в постели… чтобы приятно было домой возвращаться. Интересно, кто может подойти по этим параметрам?
Погруженный в раздумия, Дима запер входную дверь, одним махом преодолел ступеньки от квартиры до двери подъезда, выскочил во двор и чуть не уткнулся носом в широкую спину дворника. На перекрестке он оглянулся. Дима любил смотреть на свой дом в таком — да и в любом другом — ракурсе. Он здесь родился и вырос, здесь мама отпускала погулять во двор, строго-настрого запрещая выскакивать на проезжую часть. Сколько ж лет уже прошло?.. Дима учился фотографии по отцовым книгам, и силился поймать в кадр ворону. Она скакала, озираясь на назойливого фотографа, а потом полетела, и Дима наудачу — почти в отчаянии — нажал на кнопку. Ворона вышла такой живой, такой стремительной, такой блистательной, что мама отнесла снимок в местную газету, и Диме дали поощрительную премию…