Миниатюрные створки на резной крышке часов, висящих в углу комнаты, со звоном распахнулись, из оконца выглянула кукушка и прокуковала двенадцать раз. Майор Ежи Бежан поднялся из-за письменного стола, заваленного пухлыми папками с делами, подошел к окну, растворил форточку и глубоко вдохнул бодрящий воздух августовской ночи. Отсюда, из окна однокомнатной холостяцкой квартиры на двенадцатом этаже дома по Маршалковской, открывался такой знакомый и милый сердцу вид. Четкие, как на параде, прямоугольники домов, узкие ленты затихших улиц. А чуть свет их зальют шумные потоки людей, автомобилей, трамваев.
«Скажешь ты при первой мысли,
Где отчизны нашей слава:
Здесь она, над брегом Вислы,
Потому что здесь Варшава», —
всплыли в памяти стихи военных лет. Родной город – родной дом. Здесь Ежи Бежан родился, здесь рос, здесь учился. Потом сражался на баррикадах восстания. Пережил горечь капитуляции и радость возвращения. Вставала из пепла Варшава. Пришла пора и ему выбирать свое дело, свое место в жизни. Горькая память о пережитом и юношеские мечты: стоять на страже, оберегая мирный сон людей, – определили выбор. Неожиданно для друзей и даже, пожалуй, для себя самого после преддипломной практики в суде он пошел на работу в органы госбезопасности. Стоять на страже – для него это, как и для большинства его сверстников, означало действовать, а не судить действия других. Работа оказалась нервной и нелегкой, требовала постоянного напряжения, а зачастую и риска. И он охотно, пожалуй, далее слишком, а порой и без нужды, как утверждал его начальник и друг полковник Владислав Зентара, шел на такой риск. Особенно по душе ему были дела трудные, казалось, безнадежные и неразрешимые.
Именно такого рода дело и поручил сейчас Бежану полковник Зентара.
– По нашим каналам, – говорил он, – поступила информация, что в системе финансирования шпионской сети внутри страны фигурирует некто по имени Анна Кок. И ничего более. Одно имя.
Бежан оживился:
– Необходимо найти?
– Не только. Известно пока лишь имя, а может быть, даже и псевдоним. Но о какой сети, о какой агентуре конкретно идет речь, неизвестно. Ничего не знаем мы и вообще о действующем механизме финансирования агентуры. Передаются средства по каналам связи или какими-то иными путями? Централизовано это финансирование или осуществляется индивидуально?… Одним словом, мы пока не знаем ничего или почти ничего. А знать должны все. Тебе предоставляется полная свобода действий.
«Попробую для начала разыскать эту особу», – решил Бежан.
Попробовал – и фиаско. Во всей Польше нашлось лишь две Анны Кок: одна – семидесятилетняя, с тяжелой формой склероза пенсионерка, жившая в доме престарелых в Люблине, другая – десятилетняя девочка-сирота, взятая на воспитание дальними родственниками.
Среди женщин со сходно звучащей фамилией Кох не нашлось ни одной Анны.
– Но ведь Анна Кок, – докладывал он результаты своих поисков Зентаре, – может участвовать в системе финансирования, проживая за границей. Не исключено вообще, что это псевдоним мужчины. Представляется, что сам путь поиска неперспективен. Исходный материал для расшифровки Анны Кок нужно, полагаю, искать в конкретных делах раскрытой агентуры, в делах текущих или проходивших у нас раньше.
– Пожалуй, ты прав. – Зентара задумался. – Хорошо, я поручу руководителям оперативных групп изучить под этим углом дела раскрытых агентов и дать тебе нужные сведения.
– А мне останется их только подшивать? – поморщился Бежан.
– Не только, – усмехнулся Зентара, заметив его реакцию, – За неделю или, скажем, дней за десять ты на основе анализа дел раскрытых нами за последние полтора года иностранных агентов подготовишь справку о способах финансирования агентуры мюнхенского центра. Причем используй также дела, еще не раскрытые.
– Ты хочешь попробовать ассоциативный метод?
– С чего-то нужно начинать… – кивнул Зентара.
Из кабинета начальника Бежан вышел явно не в духе.
– Что, попало? – сочувственно спросила Бася, секретарша полковника, привыкшая видеть этого всеми уважаемого офицера всегда подчеркнуто спокойным и уравновешенным.
– Нет, просто меня передвинули в архивариусы, – буркнул тот, выходя из приемной.
С этого дня стол Бежана и был завален кипами дел. Сам он почти не выходил из кабинета.
– Ну ты совсем закопался в бумагах, – трунили сослуживцы, заходя к нему обменяться новостями. – Однако не вешай носа, старик.
– Тут не только нос повесишь… – отшучивался он. – Вообще засохнешь.
Он и впрямь чувствовал себя неважно: листаешь папку за папкой, а результатов ноль. Протоколы допросов арестованных агентов показывали, что деньги в оплату их услуг и для финансирования различных шпионских акций выплачивались в злотых и всякий раз новыми лицами, а сроки в каждом конкретном случае предусматривались специальными инструкциями. Причем иногда агенты оповещались по телефону когда и куда надо явиться за деньгами. В этих случаях звонивший называл пароль. Во всех изучаемых делах пароль ни разу не совпал и тоже обусловливался заранее. Ни один из агентов, задержанных органами безопасности, не мог назвать лица, вручавшего ем› деньги. Не оказалось «кассиров» и среди арестованных.
