«Именно на том рубеже, где человек считает, что „бог не видит“, „бог занят“ или „бога нету“ — человек и старается подставить себя на место бога. В 99,8 % случаев неудачно…»
Владимир Борисов (r1221)
Когда-то письма были необходимостью, теперь стали данью моде. Люди вдруг вспомнили, что почерк вообще-то выражает характер, индивидуальность. Что выведенные любимым человеком строчки, пусть даже и неровные, временами не совсем понятные, греют душу гораздо более, чем холодные, идеально правильные, но совсем бездушные символы на экране.
Алиса любила эту моду. Любила получать от почтового робота белоснежные конверты, в которых частенько находились открытки. То наивно-забавные, с полузабытыми героями мультфильмов, зайчиками и мишками. То классически-правильные и холодные — с цветами, драгоценностями, бокалами вина и стекающим с неба фейерверком. То новомодные, трехмерные, с волшебными пейзажами, красавцами и красотками с подправленной пластикой внешностью или существами с других планет.
Каждая — особенная. Каждая — старательно подписанная, пусть даже не шариковой ручкой, а лазерной. Каждая — с частичкой души отправителя. Еще одна драгоценность в подарок от Паши, этого странного мальчишки из прошлого, — в старинную шкатулку, украшенную затейливой, глубокой резьбой.
Сегодня посылок и писем было особенно много. Приближался день рождения Алисы, поэтому то и дело раздавалось знакомое пиканье, и темный экран оживал при нажатии кнопки, передавая теплые, душевные поздравления, а серебристый робот-почтальон усыпал Алису сюрпризами и подарками. Были здесь и столь редкие и дорогие в последнее время цветы, и традиционные сладости, и голограммы с готовыми стихотворениями, и множество открыток.
А среди них — две неожиданности — толстый конверт, будто пришелец из двадцатого века, надписанный незнакомым почерком, и небольшой сверток, в котором оказалась… книга. «Александр Захаров, — прочитала Алиса аннотацию. — Выдающийся ученый, совершивший значительный прорыв в космонавтике. Основоположник Элиты».
Книга подождет, конверт был гораздо интереснее. Срезав с него узкую полоску, Алиса с удивлением достала исписанные неразборчивым почерком листы. Русский, знакомый и полузабытый одновременно, весточка из прошлого, куда Алисе недавно выпала удача попасть.
«Прости, Алиса, мне нужно кому-то выговориться…»
Алиса шумно выдохнула. Говорила она Ленке из двадцатого века, чтобы не просилась в будущее, что ничего тут хорошего, по сути, и нет. Нет, уперлась, галактики ей посмотреть охота, новые планеты. Ну и взяла ее Алиса с собой на свою голову, всего на пару дней. А Ленка возвращаться вовсе не хотела, как в будущее приперлась, так и раскрутила витающего в облаках знакомого папы на быстрый, по мнению Алисы, слишком быстрый брак, и укатила с мужем куда-то на задворки вселенной, даже думать отказываясь о возвращении.
Прошел уже год. От Ленки не было ни слуху, ни духу, жизнь закрутила в водовороте мелких проблем, и Алиса, сказать по правде, думать забыла о безрассудной знакомой. А тут на тебе. Письмо.
Алиса слабо улыбнулась, заварила чаю — еще один подарок Паши из прошлого — и уселась с письмом в мягкое кресло, поджав под себя ноги. Робот-уборщик проскрипел колесиками, ловко убрав срезанную с конверта полоску бумаги. Алиса щелкнула по встроенной в браслет панели управления: окна немедленно потемнели, в стерильно чистой комнате воцарился полумрак. Полилась тихая, успокаивающая музыка, пахнуло из ароматизатора запахом цветущей сирени, включилась рядом лампа, озаряя листок бумаги теплым, желтым светом. Глотнув мелиссового чая, Алиса начала читать.
«Наверное, начну с банального. Ты была права. Во всем права. И что это будущее — дерьмо дерьмом, и что муж мой для меня не подходит. Не знаю, правда, для кого он вообще подходит. Но расскажу по порядку.
Планета Илизор походила на огромный улей: серые соты зданий и вечное жужжание двигателей. То, что я увидела через окно гравимобиля, завораживало. То там, то здесь бесшумно опускались на стартовые площадки челноки, складывая у самой земли изящные, тонкие крылья. Носились между домами сумасшедшие ребята в гравициклах. Навязчиво мигала реклама, на огромных щитах появлялись незнакомые лица, никому не нужные товары. Подобно паукам по стенам карабкались роботы-гонцы с набитыми чем-то рюкзаками.
Мне нравился хаос огромного города, но…
— Тебе ничего не придется делать, дорогая, — сказал муж, и дверь за нашими спинами бесшумно закрылась, отрезая нас от всего мира. От жизни.
В огромной квартире на верхнем уровне царила убийственная тишина и было слишком много свободного пространства. Холодные, металлические полутона, минимализм, бесшумно раскрывающиеся раздвижные двери. Ничего лишнего. Ничего индивидуального. Никакого уюта.
Мне и в самом деле ничего не пришлось делать. Комнаты каким-то непостижимым образом убирались сами, а что оставалось, сметал этот смешной маленький робот на колесиках. Я прозвала его Васькой. Васька, похожий на наш пылесос, забавно хрюкал от радости, когда видел мусор на полу, и тихо сипел, переходя в режим ожидания.
Еду готовил другой робот, толстый, неповоротливый бочонок. Утром составляешь меню, берешь у появившегося через минут пять у входных дверей робота маленькие контейнеры, вставляешь их в кухонного уродца и — ура! — полная тарелка с чем-то приятным на вид, но всегда отдающим на вкус синтетикой.