В аэропортах, едва дело доходит до контроля, я всегда нервничаю. Как все люди. И представьте, мне ни разу не удалось пройти через воротца металлоискателя, не вызвав знаменитого «пиканья». Конечно, тут же поднимается дикий переполох, и чужие руки обшаривают меня с головы до ног. Однажды я не удержался и сказал этим типам: «Вы и вправду думаете, что я хочу взорвать самолет?»
Это была неудачная шутка: они заставили меня раздеться. Ну нет у этих людей чувства юмора.
Вот и сегодня мне предстоит пройти личный досмотр, и я нервничаю. Знаю, что снова раздастся это проклятое «пиканье» и снова чужие руки будут обшаривать меня с головы до ног.
А ведь на сей раз я действительно решил взорвать самолет, вылетающий в 13.30.
* * *
Я предпочел лететь из Руасси — Шарль де Голль, а не из Орли. На это у меня имелось несколько важных причин: аэропорт Руасси куда современней и привлекательней, отличается бо́льшим разнообразием и дальностью авиалиний, а магазины duty free предлагают более широкий выбор товаров. Но главная причина та, что в туалетах Орли сидит обслуга.
И проблема вовсе не в деньгах: у любого из нас всегда найдется монетка, завалявшаяся в кармане. Я не переношу другого — общаться с женщиной, которой предстоит подтирать за мной. Это унизительно и для нее и для меня. Не будет преувеличением сказать, что я человек деликатный.
А сегодня мне, боюсь, предстоит часто бегать в туалет. Ведь я первый раз в жизни готовлюсь взорвать самолет. Первый — и последний, поскольку сам буду находиться на борту. Тщетно я изыскивал для себя более щадящие решения, ничего путного мне в голову не пришло. Для такой посредственности, как я, подобная акция неизбежно чревата самоубийством. Или же надо состоять в какой-то организованной банде, а мне это не по вкусу.
Совместная деятельность — не моя стихия. Я человек не компанейский и плохо представляю себя членом коллектива. Ничего не имею против человечества в целом, вполне одобряю и дружбу и любовь, но все свои поступки хочу совершать только единолично. Ну как можно идти на важное дело, если у тебя кто-то путается под ногами?! Бывают такие ситуации, когда нужно рассчитывать исключительно на себя.
Вряд ли можно назвать пунктуальным человека, который всегда приходит слишком рано. А я принадлежу именно к этой категории: до того боюсь опоздать, что неизбежно оказываюсь на месте задолго до назначенного срока.
Но сегодня мне удалось побить собственный рекорд: когда я подхожу к стойке регистрации, на часах еще только 8.30. Служащая предлагает мне лететь более ранним рейсом. Я отказываюсь.
Пять часов ожидания не будут мне в тягость, поскольку я захватил с собой этот блокнот и эту ручку. Подумать только, я сумел дожить до сорока лет, не запятнав свою честь бумагомаранием, а теперь обнаруживаю, что преступная деятельность порождает страсть к писательству. Впрочем, это не так уж страшно, — ведь моя писанина сгинет вместе со мной в авиакатастрофе. И мне не придется навязывать рукопись какому-нибудь издателю, а потом с притворно-безразличным видом вытягивать из него отзыв о своем сочинении.
Я шагнул в воротца металлоискателя, и, конечно, тут же раздалось знакомое «пиканье». Но впервые это меня рассмешило. Как я и предвидел, чужие руки обшарили меня с головы до ног. Моя веселость выглядела подозрительной, пришлось объяснить, что я боюсь щекотки. Досмотрщики начали дотошно обыскивать мою сумку, и я даже прикусил губы, чтобы не расхохотаться. Ведь при мне еще не было того, что послужит орудием преступления. Все необходимое я куплю позже, в одном из магазинов duty free.
Сейчас 9.30. В моем распоряжении целых четыре часа, чтобы утолить это нелепое желание — написать то, чего никто не успеет прочесть. Говорят, в момент смерти перед глазами мгновенно пролетает вся жизнь. Скоро я узнаю, так ли это. Подобная перспектива греет мне душу, я ни за что на свете не хотел бы пропустить best of[1] моей истории. Может, я и пишу как раз для того, чтобы помочь неведомому монтажеру отобрать нужные кадры: указать самые удачные эпизоды, посоветовать оставить в тени другие, не имевшие для меня большого значения.
Но еще я пишу из страха, что этот моментальный фильм вовсе не существует. Ведь не исключено, что все это враки, и люди умирают бессмысленно, так ничего и не увидев. Сознание того, что я уничтожу себя, не испытав напоследок хотя бы краткого транса-воспоминания, весьма огорчительно. Вот отчего я и принимаю профилактические меры, а именно, собираюсь подарить себе такой клип в письменном виде.
В этой связи мне вспоминается моя четырнадцатилетняя племянница Алисия. Девчонка сидит у телевизора с самого рождения. Однажды я ей сказал, что в миг смерти перед ее мысленным взором промелькнет клип, который начнется с Take That и кончится Goldplay. Она только ухмыльнулась. А ее мать возмущенно спросила, почему я нападаю на ее дочку. Ну, если подшучивать над девочкой-подростком значит «нападать», то интересно, какие слова найдет моя невестка, узнав о моей роли во взрыве «Боинга-747».
Ибо меня, конечно, интересует общественное мнение. Теракты ведь для того и совершаются, чтобы о них судачили люди и кричали СМИ, разводя сплетни в планетарном масштабе. Самолеты угоняют не ради удовольствия, а ради того, чтобы стать героем первых страниц газет. Упраздните средства массовой информации, и все террористы на свете вмиг станут безработными. Жаль, что это будет еще очень и очень нескоро.
