Псы изменили направление, отклонившись к западу. Их лай, сначала усилившийся, постепенно затих, унесенный порывами ветра; будто издалека слышался смертоносный звук охотничьих рогов. Хирел распластался в своем убежище из пряного папоротника. Острый сильный аромат заполнил всю носоглотку. В теле — жар, в голове — пустота от долгого бега и от ужаса да еще от этого проклятого снадобья, которое помогло им поймать его. Поймать, но не удержать. И вот теперь они ушли. Благодаря дикому быку, перешедшему тропинку, по которой бежал Хирел. И благодаря глупости его брата, бросившегося за ним в погоню с полуобученными щенками.
Юноша выполз из зарослей папоротника, еле передвигаясь. Тело отказывалось повиноваться. Проклятое тело! Оно было в крови из-за шипов и клыков: один пес, из тех, что сторожили его темницу, все-таки зацепил Хирела. Теперь этот пес мертв. А Хирелу больно. Он даже немного поплакал, как несмышленый ребенок, но ведь вокруг был дикий край, самая граница страны, и никого рядом.
Быстро темнело. Мрак сгустился и окутал землю. Он то уносил с собой боль Хирела, то возвращал ее, обостренную приступом тошноты. Небо было полно звезд, прекрасное в обрамлении ветвей, которых Хирел до сих пор не замечал. В воздухе пахло огнем. Хирел моргнул, нахмурился. И воспарил от наплыва воспоминаний и панического страха.
Его связывали не веревки, а бинты, крепко стягивавшие раны. Если не считать бинтов, то он был совершенно обнажен: даже изорванная нижняя рубашка исчезла, а все прочее осталось в тюремной камере, где он узнал, что такое предательство. Стыдливость заставила Хирела согнуться пополам, он попытался перекинуть вперед свою королевскую гриву, но оказалось, что его голова обрита наголо, как у раба. Это было даже позорнее наготы.
Ветка треснула в костре и переломилась надвое. Рядом с костром маячила какая-то безмолвная тень. Преодолев стыд, юноша поднял глаза.
Тень оказалась мужчиной. Варваром, как сразу определил для себя Хирел. Даже сидя на корточках, этот варвар казался высоким; на нем были штаны, как на любом южанине, но торс оставался обнаженным, как у дикого воина северных племен; о севере напоминали также смуглая кожа, надменный орлиный профиль и борода. Однако он следовал весьма странной моде: борода и длинные волосы были выкрашены в яркий, насыщенный медный цвет. Или же…
Или он таким родился. По крайней мере его брови и ресницу оказались такого же цвета. Когда он повзрослел, отблески этого пламени появились на руках, груди и животе. Он был очень высок. Хирелу захотелось стать совсем маленьким, чтобы его нагота не казалась столь вопиющей.
Варвар поднял что-то с земли и подошел к юноше. Его волосы были заплетены в косичку, спускавшуюся вдоль спины г Ниже пояса. На шее поблескивало золотое ожерелье толщиной в два пальца, а лоб охватывала белая лента. Жрец. Жрец демона, которого они называют Аварьян и которому поклоняются как Солнцу. Носитель суеверия, охватившего весь восток. Он встал на колени возле Хирела, приблизив свое лицо, словно высеченное из камня, и совершил великую дерзость: осмелился прикоснуться к Хирелу.
Хирел отбросил от себя эти святотатственные руки и примялся орать, лягаться, отбиваться и царапаться — предатели не удосужились обрезать ему ногти. Все его страхи, беды и обиды собрались воедино и превратились в ненависть к этому не принадлежавшему его империи незнакомцу, который нашел его, перевязал раны и возомнил, что может безнаказанно трогать его своими нечистыми руками.
А тот с легкостью удерживал юношу, беспомощно барахтавшегося в его стальных объятиях, и лишь уворачивался от острых ногтей.
Внезапно Хирел перестал сопротивляться. Дыхание с трудом вырывалось из его горла, он чувствовал равнодушие и пустоту. Жрец оставался спокойным и невозмутимым и даже не запыхался.
— Пусти меня, — сказал Хирел.
Жрец повиновался. Он наклонился и поднял то, что держал в руках, прежде чем Хирел накинулся на него. Это был плащ, довольно чистый, но не свежий, потому что его осквернило прикосновение простолюдина. Но все-таки им можно было прикрыться, и Хирел позволил варвару закутать себя. Тот действовал ловко, стараясь не дотрагиваться до тела юноши. Этот человек быстро усваивал уроки. Однако руки Хирела все еще саднило там, где он сдавил их. Хирел сел у огня. Он уже пришел в себя. — Капюшон, — сказал он. — Принеси-ка мне капюшон. Яркая бровь приподнялась. В свете костра Хирелу показалось, что губы незнакомца искривились. — Ваше высочество устроит шапка?
Он говорил с ужасающим акцентом, но слова можно было разобрать. Голос, теплый и низкий, соответствовал его внешности.
— Шапка подойдет, — ответил Хирел снисходительно. Наконец-то прикрывшись, он уселся свободнее и принялся есть то, что принес жрец. Еда была грубой и простой: хлеб, сыр и плоды, которые он мог помыть только водой из фляги, но голод не позволял Хирелу быть слишком разборчивым. В заточении его кормили, но потом он претерпел процедуру очищения и теперь страдал от пустоты в желудке.
Жрец все время рассматривал его. Хирел привык к этому, однако шрамы на его лице пульсировали под взглядом этих спокойных черных глаз. Смелых глаз, если говорить правду: они не опускались, встречаясь с глазами Хирела, и в них скрывалось что-то похожее на удовольствие. Другой на его месте давно потупился бы. Хирел первым отвел глаза, рассудив, что эти глупости слишком утомили его. — Как тебя зовут? — спросил он. — Сареван. — И что так забавляет этого варвара? — А тебя?
