Очерки эти составлены, главным образом, по „Летописи крушений и пожаров судов русского флота“, изданной морским ученым комитетом в двух томах.
Первый том, вышедший в 1855 году, содержит описание 285-ти крушений за 140 лет (1713—1853 г.), а второй, появившийся в свет в 1874 году, дает описание 22-х крушений за 17 лет (1853—1870 г.). Описания эти составлены по строго проверенным данным: по рапортам командиров, по показаниям очевидцев и участников, если только не все погибали, и по следственным и судебным делам, объяснявшим причины крушений и степень виновности тех или других прикосновенных лиц.
За первые 140 лет существования русского флота, приходится по 2,03 крушения в год, а за последующие 17 лет только по 1,35 крушений в год. Но эта разница объясняется значительным уменьшением численности судов нашего флота с 1855 года. Если сравнивать процент крушений того и другого периода, принимая в соображение количество плававших судов, то процент этот, к сожалению, окажется далеко не в пользу позднейшего периода, когда, вместо парусных судов, плавали только паровые и броненосные.
Нельзя не пожалеть, что поучительная скорбная „Летопись крушений“, предпринятая морским ведомством по распоряжению покойного генерал-адмирала, Великого Князя Константина Николаевича, не продолжается. Точно также и в Морском Сборнике не объясняются, как бывало прежде, причины того или другого несчастья. Молчат и специалисты-моряки на страницах официального органа, тогда как в прежние годы каждое морское несчастье вызывало живой обмен мнений. Так, например, по поводу ужасной гибели в 1856 году корабля „Лефорт“, затонувшего в несколько минут со всеми людьми на глазах эскадры, в Морском Сборнике появился ряд статей, составивший целую литературу, а о недавней гибели „Русалки“ ни в одном из органов морского министерства не сказано ни слова.
Таким образом, причины аварий, крушений, а иногда и ужасной гибели судов, как, например, недавняя гибель „Русалки“, бывших за последние двадцать лет, могут остаться для моряков невыясненными и они, при всем желании, лишены возможности из несчастных случаев прошедшего извлекать полезные уроки для будущего. А именно в этом отношении и полезны правдивые описания с изложением причин. Поучительность для моряков основательного знакомства с этими причинами отлично сознавалась морским ведомством, что видно из следующих слов предисловия ученого морского технического комитета ко второму тому „Летописи“:
„Насколько славные подвиги прошедшего могут подвинуть к подражанию доблестям, настолько знание несчастных случаев обережет в подобных же обстоятельствах, потому что в большинстве случаев несчастья происходили от непредвидения той или другой меры предосторожности, или нарушения того или другого забытого правила. Из этого следует, что описание крушений и других бедствий, претерпенных военными судами, составляет необходимый материал для каждого командира судна и эскадры и может, так сказать, заменить ему совокупную опытность всех предшествовавших плавателей, находившихся в критическом положении“.
Спешим, однако, оговориться. Быть может, почтенная работа морского ведомства и продолжается, но еще не опубликована. Мы этого не знаем.
Автор.
I. ГИБЕЛЬ "ИНГЕРМАНЛАНДА"
I
24 июля 1842 года, семидесятичетырехпушечный, только что построенный в Архангельске корабль «Ингерманланд» вышел, под командой капитана 1-го ранга П. М. Трескина, из названного порта для следования в Кронштадт.
На злополучном корабле находилось: 822 человека нижних чинов, 32 офицера, доктор, священник и 28 женщин с 8 детьми, сопровождавших мужей и родственников. Всего на «Ингерманланде» было 892 человека.
Плавание из Архангельска до Нордкапа было благополучное. Но, обогнув мыс, корабль встретил свежий противный ветер, дувший несколько недель подряд, и «Ингерманланд» принужден был всё время лавировать, подвигаясь вперед на самое незначительное расстояние. Наконец, 21 августа, ветер, к общей радости пловцов, переменился. Задул довольно свежий, попутный норд-ост, с которым «Ингерманланд» под зарифленными парусами и добежал к утру 26 августа до Скагеррака, — пролива, отделяющего южный берег Норвегии от северо-западной части полуострова Ютландии.
В полдень следующего дня сделаны были астрономические наблюдения, определившие истинное место корабля, и к вечеру увидали ютландский берег. Между тем ветер свежел и, изменив направление, уже не был попутным. Пришлось лавировать в проливе, делая небольшие галсы (концы), чтобы не приблизиться ни к тому, ни к другому берегу в виду рифов и мелей, которые тянутся около берегов. Ветер крепчал. На другой день небо покрылось облаками, спасительное солнце не показывалось, и обсерваций взять было уже нельзя. Приходилось довольствоваться счислением, то есть пройденными расстояниями корабля, измеряемыми лагом, и таким образом определить свое место на карте. Нечего и говорить, что такой способ определения своего места не может быть точен и вблизи берегов, — и особенно в Скагерраке, где действуют сильные и быстро меняющиеся течения, сносящие корабли в ту или другую сторону, — влечет за собой беды, если капитан слишком доверится счислению. Вдобавок нельзя было точно определиться и по пеленгам (угловым расстояниям) по какому-нибудь высокому приметному месту на берегу, обозначенному на карте. Таких мест, к сожалению, не видали.