Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

«Когда мне было года три, отец рассказал мне сказку про то, что матерью Степняка[1] была принцесса, а отцом — медведь, которого она повстречала в лесной чаще. Как сейчас помню, я слушал эту историю затаив дыхание, а потом, подумав, заключил со знанием дела: «Значит, это был добрый медведь, который был папой Степняка».

Читая воспоминания о детстве английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981), в которых так много подробностей, связанных с Россией, русской литературой, судьбами русских общественных деятелей, оказавшихся на положении эмигрантов в Англии, невольно задумываешься об истоках его литературного творчества: не в русских ли сказках с их таинственными «лесными» превращениями коренится начало его знаменитых «метаморфоз» — «Женщины-лисицы» и «Человека и зоологическом саду», предлагаемых вниманию читателя?

Младший современник Д. Г. Лоренса и сверстник Олдоса Хаксли, известных широкой русской аудитории по переводам «Сыновей и любовников», «Радуги», «Любовника леди Чэттерлей», романов «О дивный новый мир» и «Шутовской хоровод», Дэвид Гарнетт, кажется, не повторяет никого из собратьев по перу. Уж если искать параллели, то вне родной ему литературы. Гарнетт — это, если хотите, английский Заболоцкий, только в прозе, с примесью Замятина и Булгакова. Современному русскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», прибавив к апулеевскому «Золотому ослу», булгаковскому «Собачьему сердцу» и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка. Эти небольшие по объему повести — настоящие шедевры: с десятилетиями они не только не теряют в весе и значении, но, наоборот, обнаруживают дотоле скрытый смысл, обнажая непреходящий абсурд социальной жизни человечества.

В каждой большой национальной культуре есть свои литературные гнезда — семейства, из которых вышло не одно поколение писателей, поэтов, литераторов. В России это Толстые, Тургеневы, Бунины, а в Великобритании, например, Гарнетты. Выходцы из Йоркшира, что на севере Англии, к середине XIX века Гарнетты прочно обосновались в Лондоне. Он стал родным домом для Ричарда Гарнетта (1835–1906), деда писателя по отцовской линии. Ричард Гарнетт поэт и переводчик, автор многих литературных биографий, редактор солидных академических изданий, в том числе «Реликвий Шелли» (1862), — в современном мире известен, прежде всего, как автор сборника языческих преданий «Сумерки богов» (1888), многократно переиздававшегося и переведенного чуть не на все языки мира. Но среди соотечественников и современников Ричард Гарнетт слыл в первую очередь интеллектуалом и библиографом высочайшего класса. В течение почти десяти лет, с 1875-го по 1884-й год он занимал должность хранителя знаменитого отдела рукописей Британского Музея, а впоследствии стал ответственным редактором первого в мировой практике печатного каталога библиотеки музея. Эрудиция и профессионализм сочетались в нем с широтой взглядов и практической жилкой. Узнав о том, что его невероятно рассеянному и непрактичному сыну Эдварду нравится молодая женщина Констанс Блэк, блестяще закончившая в 1883 году классическое и математическое отделения Кембриджского университета — неслыханное по тем временам достижение для женщины! — и, к тому же, старше его сына на семь лет, Ричард Гарнетт, не раздумывая, благословил будущий брак. Лучшего университета и школы жизни для его сына не придумать! И оказался прав. Как позднее писала сама Констанс Гарнетт, «каждый разумный отец понимает, что ничего лучшего для сына и желать нельзя, чем связь с умной молодой женщиной, на несколько лет старше его».

Эдвард Гарнетт(1868–1937) и Констанс Блэк(1861–1946) поженились в 1889 году. Констанс оказалась не просто просвещенной и терпимой — она помогла развернуться литературному таланту Эдварда и, что очень важно, облечь его в практическую форму. Эдвард Гарнетт, опубликовавший к 1889 году свою вторую книгу «Свет и тень» (не имевшую, впрочем, успеха), нашел подлинное призвание в качестве литературного критика и внутреннего рецензента нескольких крупных лондонских издательств. Его художественное чутье было безошибочным: именно с его легкой руки издательство «Ануин» напечатало первый роман никому не известного Джозефа Конрада «Каприз Олмейера», и он же побудил дебютанта всерьез заняться литературным творчеством. Вот как оба они вспоминали их первую встречу в ноябре 1894 года в Национальном литературном клубе. Эдварду Гарнетту запомнился «темноволосый мужчина, невысокого роста, удивительно пластичный, с блеском в глазах, которые то сужались до очень острого прищура, то вдруг увлажнялись и смягчались. Но даже становясь ласковым, взгляд его сохранял напряженность. Его речь звучала то гладко, то настороженно, то резко. В жизни не встречал столь мужественного и при этом по-женски ранимого человека». А вот как Конрад, много лет спустя, описывал ту первую встречу со своим редактором: «В дверях стоял молодой человек. «Не может быть, что это Эдвард — слишком молод», подумал я. [Эдвард был на одиннадцать лет моложе его.] Тут он обращается ко мне — надо же, и вправду Эдвард! Сомнений не было, только я сразу застеснялся. И знаете, что самое удивительное? Как он меня раскусил, дав понять, что я должен писать дальше. Начни он издалека: «Почему бы не продолжить?», и я бы наотрез отказался. Я знал, что не смог бы. Он же сказал мне буквально следующее: «Вы написали одну вещь. Очень хорошо. Почему не написать еще одну?» Чувствуете разницу? Еще одну! Да, еще одну я, пожалуй, смог бы. Но не более того. А одну, наверное, сумел бы. Вот как Эдвард убедил меня продолжить писать». Другой знаменитый анекдот — о том, как Гарнетт помогал Д. Г. Лоренсу «доводить» его ранние романы «Преступник»(1912) и «Сыновья и любовники»(1913) — В 1890-е и особенно 1900-е годы литературно-издательская репутация Эдварда Гарнетта была настолько неоспорима, что тогдашние молодые писатели почитали за счастье, если за их рукописи брался Гарнетт — успех был обеспечен.