Над Ленинградом плыл тихий, по-летнему теплый вечер. Белые ночи уже отбуйствовали, но солнце еще не спешило за горизонт и скатывалось с небосвода нехотя, будто жалея о минувших днях весеннего разгула. В такой бы вечер не в клинику на дежурство, а на Карельский перешеек, с палаткой, с любимой женщиной… Найти тихое местечко, костер разжечь, удочки забросить…
Ни завтра, ни послезавтра, ни в обозримом будущем Булатов не мог осуществить такую поездку, потому что с переездом в Ленинград, в одну из клиник Военно-медицинской академии, он по уши завалил себя работой, завалил добровольно и сознательно, будто спешил наверстать упущенное за годы работы в гарнизонном военном госпитале. Хотя на самом деле не так уж много он упустил, и ничего не надо было наверстывать. Просто подошло время для более серьезных замыслов, пришла пора решать более сложные задачи. Обстановка в клинике тому способствовала.
Выйдя из дома, Булатов не торопясь обошел разрытый участок дороги, перешел Институтский проспект и, чтобы срезать путь к гаражу, пошел напрямик через прилегающий к студенческому общежитию скверик. На траве, на редких скамейках, группами и поодиночке занимались абитуриенты — в вузах Ленинграда шли приемные экзамены. Группировались, как правило, вокруг магнитофона или приемника, что-то бубнили про себя над раскрытыми книгами, не обращая внимания ни на прохожих, ни на щебет птиц, ни даже на музыку. «Не музыка им нужна, а ее наличие».
Булатов обратил внимание на рыженькую девушку в вельветовых брюках, которая сидела на скамейке, скорчившись и подтянув к животу колени. На ее почти детских губах застыла гримаса острой боли, взгляд был отсутствующим, а лоб покрыт мелкими бисеринками испарины.
— Плохо? — спросил Булатов, присаживаясь рядом. Рыженькая кивнула. Он профессиональным жестом взял ее за запястье левой руки, засек время. Боковым зрением Булатов заметил, как на лице у рыженькой гримаса боли сменилась выражением удивления и растерянности — что, мол, за новости?
Пульс обгонял секундную стрелку примерно в два раза. Глаза возбужденно блестели.
— Покажите язык.
Девушка выполнила его просьбу.
— Где болит?
— Вы чего пристаете? — пришла она в себя.
— Я врач.
— Я не вызывала врача.
Она спрятала лицо в колени, и от покрытого пушком затылка побежал под вырез кофточки детский гребешок позвонков.
— Откуда вас принесло на мою голову? — плаксиво сказала она. — Ну, поболит и отпустит. Было у меня уже такое. Оставьте меня. Идите, куда шли.
— Давайте я вызову «Скорую», — предложил, уходя, Булатов.
Девушка даже не посмотрела в его сторону.
…Выехав из гаража, Булатов, не раздумывая, свернул в сторону сквера, отыскал взглядом скамейку со скорченной фигуркой, притормозил. Все-таки свинство это — ехать мимо, когда в такой прекрасный вечер кому-то плохо.
Рыженькая выразительно-враждебно посмотрела на него снизу вверх и снова спрятала лицо с заплаканными глазами в колени. По расширенным зрачкам ее голубых глаз Булатов понял, что боль терзает человека уже не на шутку.
— Почему вы не хотите «Скорую» вызвать?
Девушка вздохнула и бросила на Булатова испепеляющий взгляд.
— У меня завтра последний экзамен. Можете вы это понять? Да? — Голос ее был жестким.
— Могу, — сказал Булатов. — Тем более вам необходима медицинская помощь сейчас.
Она помолчала, обдумывая слова Булатова. Потом спросила:
— Вы что, действительно врач?
— Действительно, действительно, — сказал он сердито.
— Что же мне делать?
— Поедем немедленно в клинику. Осмотрим, сделаем анализ крови, боль снимем. Если вашей жизни не угрожает опасность — отпустим домой. Вы где живете?
— В общежитии.
— Дом ваш где?
— Далеко.
— Очень точный адрес. Ладно, потом поговорим. Поехали.
Она отрицательно покачала головой.
«Ну какого дьявола я уговариваю эту дурочку? — стал злиться Булатов. — Трачу время и силы. Не хочет, не надо… Жалко только, что дитя… Не представляет, как порой бывают дороги вот эти зря потерянные минуты».
— А что у меня такое? — не поднимая глаза, наивно спросила она. — В животе больно. Что это?
— Что угодно может быть, — начал успокаивать Булатов. Брал верх профессионализм. — Острое отравление, заворот кишок, прободная язва. Возможен обычный гастрит. Осмотреть надо. Нельзя терять времени. Как вы этого не понимаете?
Она вдруг выпрямила колени и резко встала, но тут же вскрикнула, побледнела и, схватившись за живот, расслабленно села. Виновато посмотрела на Булатова, сказала:
— Спасибо, конечно, вам за внимание, но я не поеду. Потерплю. Пройдет. Должно пройти. Если я не поступлю, мне нельзя возвращаться домой. Я обещала.
— А если умрете?
— Умру… и взятки гладки. А если жива останусь? И не поступлю? Прикинулась, скажут. Не поеду. Спасибо.
— Я вам даю слово, — сказал Булатов как можно доверительнее, — если вашей жизни в ближайшие сутки ничто не грозит, завтра вы будете сдавать экзамен. Я врач и не могу вас оставить на улице. Сидеть с вами не могу. У меня сегодня дежурство.
— В больницу не поеду, — упрямо заявила девушка.
— Хорошо, — согласился Булатов, — обойдемся без больницы. Но все равно надо проверить, что с вами.
— Ладно, — неожиданно согласилась девушка, — только я обопрусь на вашу руку… И потихоньку. Да?