Авиньон, Франция, 1147 год.
Катарина де Трай выглянула между массивными зубцами, венчающими стену замка, в надежде получше разглядеть кавалькаду всадников, поднимающихся далеко внизу по узкой извилистой тропе. Легкий ветерок с реки тут же растрепал ее непослушные огненно-рыжие волосы, которые Катарине приходилось так долго и старательно заплетать в косы и укладывать в прическу, посвящая этому занятию несколько часов в день; иногда ей казалось, что упрямые локоны и завитки никогда не подчинятся ее рукам. Недовольно поморщившись, Катарина откинула с лица выбившуюся прядь и, упершись носком изящной туфельки в стену, перегнулась через край, всматриваясь в процессию.
— Ну? — раздался за спиной нетерпеливый голос брата. Жан предоставлял Катарине право рисковать собой, свешиваясь со стены, предпочитая держаться подальше от опасного края. Впрочем, ему было всего десять лет — на два года меньше, чем Катарине — и нрава он был куда менее отчаянного.
— Наверное, это просто путешественники, — с сомнением ответила Катарина, не оставляя, однако, своих попыток разглядеть всадников. Ей так хотелось, чтобы это были крестоносцы, ведь их путь к морю проходил через Авиньон, но до сих пор ни один из рыцарей не попросил пристанища в неприступном замке ее отца, Бернара де Трай. Замок возвышался на крутом скалистом берегу Роны, и, несмотря на призывный блеск его белых известняковых стен и башен, сверкающих в ярких лучах горячего солнца южной Франции, путешественники забредали сюда нечасто.
— Спускайся, Катарина, если это простые путешественники, не стоит на них и смотреть. Уж лучше проверить клетки с моими соколами, чем глядеть, как какие-то старые пилигримы карабкаются в гору.
— Отстань, Жан, — не оборачиваясь, ответила Катарина, отряхивая юбку от известняковой пыли. — В такой чудесный день хорошо побыть на воздухе, к тому же я еще не разглядела их как следует. Ой, смотри! — воскликнула она, указывая вниз. — Они как раз выходят из-за деревьев!
Не в состоянии ждать, пока сестра опишет ему открывшееся перед ней зрелище, Жан отважился посмотреть вниз, выглянув в соседнюю бойницу. Катарина щурилась на ярком весеннем солнце, глядя, как процессия поднимается на вершину холма. Отряд оказался не таким большим, как ей показалось вначале, и, начав считать, Катарина убедилась, что в нем не более двадцати человек. Десять человек ехали на мощных боевых конях, пятеро — на лошадях поменьше, а остальные шли пешком. Хотя незваные гости и были в замке редкостью, она видела достаточно пилигримов, гуляя по окрестным лесам, и знала, что те путешествуют, куда большими группами, сопровождаемыми к тому же женщинами и телегами со скарбом.
Жан издал со своего наблюдательного пункта вопль радости:
— Это рыцари! Наконец-то! — кричал он возбужденно. — Наши первые настоящие крестоносцы!
У Катарины сладко замирало сердце при мысли о том, что это действительно крестоносцы. Всадники были уже прямо под стеной, возле опускной решетки, закрывающей ворота замка, и она могла ясно разглядеть двоих мужчин, возглавлявших отряд. Они сидели верхом на гигантских боевых конях, покрытых белыми попонами с изображением Святого Распятия по бокам.
— Ну же! Ну! — кричал Жан, приплясывая на одном месте от нетерпения. — Я больше не могу ждать, мне так хочется послушать, о чем они будут рассказывать, Катарина. Подумай только, ведь они отправляются в Иерусалим, чтобы воевать с сарацинами!
Темнота центральной башни поглотила умчавшегося вниз Жана, но Катарина не двинулась с места, не в силах лишить себя удовольствия незаметно понаблюдать за рыцарями из своего укрытия. Порыв ветра вновь бросил ей в лицо прядь волос, и когда она, наконец, справилась с ними и взглянула вниз, то обнаружила, что один из крестоносцев смотрит на нее, привлеченный, по-видимому, неожиданным движением между зубцами стены. Смутившись, Катарина отпрянула от края, однако через несколько мгновений любопытство взяло верх над смущением, и она снова рискнула посмотреть вниз. Рыцарь продолжал смотреть на нее и, когда ее головка показалась над краем стены, широко улыбнулся и слегка поклонился. Не успев осознать что делает, Катарина показала ему язык, после чего, совершенно уже смущенная, помчалась в свои покои, досадуя на себя за неучтивость.
— Куда это ты смотришь? — Теренс проследил за взглядом брата, смотревшего на верхушку донжона[1]. — Не может быть, чтобы ты опасался ловушки. Нас уверили, что Бернар де Трай — честный и порядочный человек.
— Никаких ловушек, брат, — усмехнулся Хью Вунэ. — Просто ребенок, причем, похоже, весьма дурного нрава. Наверняка это кто-то из детей графа, тем более, что нам говорили, что их у него изрядное количество.
— Верно, — согласился Теренс. — Нам еще говорили, что они весьма своенравны — слишком учены, но совсем невоспитанны и недисциплинированны.
— Учены? — удивленно взглянул на брата Хью. — Неужели все дети графа готовятся к принятию сана?
Теренс пожал плечами:
— Не знаю, что еще может заставить человека дать образование своим детям. Если бы наш отец не выбрал для меня этот путь, я был бы не умнее рукоятки боевого топора.
