Начало мая, середина дня, коттедж с поэтическим названием «Дали». Полина у себя в кабинете, глядит в окно — не на сочную зелень полей, уходящую к холодной голубизне неба, а на Терезу, которая стоит снаружи с Люком на руках и смотрит вдоль проселка на шоссе. Полина воспринимает Терезу двояко: во-первых, как свою дочь, которая держит на руках сына и ждет мужа; во-вторых, как архетипический образ молодой женщины с ребенком, матери с младенцем. Эта картина тянет за собой целый ворох ассоциаций. Мать и дитя, пшеничное поле, две разбитые колеи проселочной дороги — путь в неведомое. Через одну призму Тереза — героиня Гарди, уж наверняка обманутая и брошенная, трагическая фигура. Через другую — лирический образ молодости и обновления. А для Полины сквозь нее проступает целая череда личных ассоциаций, других версий Терезы, звеньев цепи, которой они обе неразрывно скреплены с прошлым. Сейчас майский день в «Далях» и вместе с тем — отрезок двух жизней. Даже трех, если считать Люковы год и три месяца.
Вообще-то Тереза стоит там не просто так. Она уже заметила солнечный блик на лобовом стекле Морисовой машины, когда та сворачивала с шоссе. А вот и сама машина: ползет, словно черный лоснящийся зверь средь зеленого колыхания. Люк тоже ее приметил, и малыш преисполнился предвкушением предстоящей встречи. Он поворачивает голову и указывает всей пятерней. «Па! — кричит Люк. — Па!» Это он объявляет: «Едет мой папа!»
Полина слышит его в открытое окно. Она тоже следит за подъезжающим автомобилем, видит, как он сворачивает с проселка к тому месту у дома, которое отведено для парковки. Морис открывает дверцу, вылезает наружу, целует Терезу, и они вместе идут на свою половину сдвоенного дома. Полина отворачивается от окна и смотрит на письменный стол. Берет карандаш, делает пометку в рукописи.
«Дали» сами по себе архетип — и, как таковой, обманчивы. Это серое каменное здание на склоне холма где-то в центральной части Англии. Холм за домом венчается купой деревьев, которые изящными силуэтами чернеют на фоне неба. Вид с дороги, если правильно его сфотографировать, может служить рекламой автопрома (чтобы сюда добраться, нужна машина), хлебопромышленности (здесь выращивают самую экологичную пшеницу), туриндустрии (приезжайте сюда, и вы сможете любоваться такими же красотами). Кажется, будто дом так и застыл в начале девятнадцатого столетия: двухэтажный коттедж на три семьи, сложенный из камня, добытого в карьере неподалеку, и крытый местным шифером. Дом уютно притулился среди полей, как будто возник тут сам по себе, вырос из каменного скелета здешней земли. Это эманация времени и места.
В реальности «Дали» зависли среди пасторальных холмов фантастической машиной времени — темпоральной капсулой, внутри которой негромко гудит техника: компьютеры, телефоны, факсы, микроволновки, холодильники, телевизоры, видеомагнитофоны. «Дали» тщательно замаскированы, словно командный бункер, оборудованный на случай ядерной войны и надежно укрытый дерном.
Здание полностью выпотрошено. Три жилища превращены в два, от старой конструкции остались оконные проемы, камины, несколько старых дубовых стропил и лестница. Парадная дверь левой части коттеджа, той, что побольше (в ней теперь живут Тереза и Морис), открывается прямо в просторную кухню-столовую. Дальше, в новой пристройке, гостиная, выходящая окнами на общий сад. Эргономичная винтовая лестница ведет из угла кухни в спальню и санузел на втором этаже. В мансарде у Мориса кабинет.
Та часть коттеджа, поменьше, где живет Полина, устроена совсем иначе. Кухня и столовая расположены симметрично по двум сторонам узкой прихожей, из которой по лестнице можно подняться на второй этаж. Лестница — та самая, что сохранилась от старой планировки, — невозможно крутая, с узкими высокими ступеньками. Полина поставила с обеих сторон перила и все равно опасается за гостей. По-хорошему лестницу надо было заменить при реконструкции, но тогда она казалась неотъемлемой частью дома, а сейчас нет сил снова затевать мороку с рабочими и грязью.
Разумеется, везде светло и тепло — всюду проведено электричество и центральное отопление. По всему дому установлена автоматика, на индикаторных панелях сменяются зеленые циферки. Телефоны несут круглосуточную вахту. Компьютеры и факсы стоят наготове в кабинетах Мориса и Полины. Оба могут войти в глобальную коммуникационную сеть, затребовать информацию из библиотек в другой части страны. «Дали» — волк в овечьей шкуре. Он укоренен во времени и пространстве не больше, чем кабина пилотов «Боинга-747».
«Дали»… Странное название для коттеджа. Полина пыталась выяснить, откуда оно взялось, с тех самых пор, как десять лет назад приобрела дом, и ничего не могла разузнать, пока Морис не пояснил: в прошлом веке модно было давать стоящим на отшибе коттеджам имена, в которых хозяевам чудилась экзотика: романтическая или чуть ироническая. «Дали». «Край земли». «Ботани-бей». «Тасмания». «Утопия». «Райские кущи». Морис сообщил это, стоя на проселке напротив дома, в свой первый приезд, еще до женитьбы, — сообщил небрежным тоном, будто повторяя общеизвестное.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
