Яромир по прозвищу Нехлад проснулся, когда солнце уже взошло, но на ноги поднялся не сразу. Слишком необычный сон ему привиделся, и казалось, в любой миг он вернется, закрутит, увлекая в пучину неясных образов.
Не открывая глаз, Яромир перебирал сохраненные памятью смутные видения.
Душный пепельный туман и жаркое дыхание неостывших углей…
Это почему-то казалось важным. Нежный голос, полный скорби…
Как будто знакомый, хотя он точно знал, что никогда не слышал его раньше.
Горькая печаль. Слеза на бледной щеке. Удушливая гарь в воздухе, но смерть — ничто…
Ужас смерти не в силах возобладать над щемящей тоской…
«Нет, это все не то, — подумал Нехлад, неожиданно легко возвращаясь к яви. — Чтобы сон понять, нужны зримые образы. А так… приснилась печаль — что это может значить? Ни один толкователь не поймет».
Нехлад откинул одеяло и встал навстречу утру. Роса уже высохла, чистое небо звенело трелями птиц. С гор тянуло прохладой.
Походники были уже на ногах. Близнецы Крох и Укром увели коней на водопой, рыжий Горибес кашеварил, Езень и Бочар чистили оружие. Радиша и Кручина, как всегда, сидели на камнях неподалеку друг от друга и перебирали свои записи. Водыря и Торопчи не было видно, должно быть, поднялись вверх по склону.
Приблизился Ворна, Нехладов дядька,[1] — плечистый, борода лопатой, иссеченное шрамами лицо вида вполне зверского, но глаза незлые.
— Заспался, Булатыч! — одарил он Яромира своей бесподобной щербатой улыбкой.
— Чего ж не разбудил? — спросил Нехлад, скатывая постель.
— Куда спешить? — махнул рукой Ворна, глядя наверх. — Ты ведь не удержишься, в горы полезешь. Перед этим хорошенько отдохнуть надобно.
— Подъем несложный, видно же.
— А что там, дальше? Я прежде с горами дела не имел, но одно знаю точно: горы спешки не любят.
— Лентяев они, я думаю, тоже не жалуют, — ответил Нехлад, выпрямляясь. — Что, Водырь и Торопча уже там?
— С полчаса как пошли осмотреться.
— Так мы их, пожалуй, и догнать еще можем.
— Позавтракай сперва.
Ну словно он сам бы позабыл! Иногда Ворна ведет себя не как дядька, а как нянька…
Нехлад спустился к ручью и умылся ледяной водой, от которой ломило зубы. Не сразу, но почувствовал странный привкус. Стало любопытно. Нехлад набрал воды в пригоршню, подождал, пока слегка нагреется, и выпил мелкими глотками. Точно, непростая водица!
Открытие обнадежило. Хотя в Летописном Тереме так и не отыскалось никаких прямых свидетельств, немногие легенды, повествовавшие об этих местах, славили их здоровый дух. Будто бы древние обитатели Безымянных Земель вообще не ведали болезней, а жители Хрустального города только в триста лет считали себя стариками.
О древних, конечно, трудно судить. Они, известное дело, были не чета нынешним людям: и с богами коротко сходились, и дела вершили великие. И все же сказания есть сказания, до живой воды простых людей боги вряд ли бы допустили, а вот источник воды здоровой открыть — это могли. Подобные источники на нашем свете встречаются.
И почти наверняка рядом с таким и стоял город…
По-новому посмотрел Нехлад на холмы, обрамлявшие подъем. Теперь уже нетрудно было убедить себя, что они не наугад разбросаны богами, а стоят в строгом порядке, скрывая под собой останки строений.
— Не простая тут вода, а здоровая! — объявил Горибес, раскладывая снедь по мискам. — Точно вам говорю, уж мне ли не знать.
Походники соглашались, но усмешек не скрывали:
— Конечно, ты у нас всем знатокам знаток!..
— А на вид и не скажешь…
— Точно! Вот глянешь так со стороны: ну дремучесть двуногая, еще мох не стряхнул, как из лесу вышел, а слово скажет — что откровение подарит. Знаток!
— Смейтесь, смейтесь, а я еще ночью нюхом учуял, что место непростое, — доверительно сообщил Горибес— Вы вот говорите, из лесу да мох, а знаете ли, что наши леса скрывают? У-у! Вокруг моего селения целых три источника здравных было, во как! Два-то издревле известные, а третий я отыскал, еще мальцом.
— Мальцам везение, — кивнул Бочар.
Серьезное выражение его лица обмануло Горибеса, и он пустился врать, как семи лет от роду заблудился в лесу, вышел на поляну, где трое леших о чем-то шептались заговорщически. О чем — он не понял, но, будучи обнаружен, спешно бежал, ибо лешие явно вознамерились не оставлять свидетеля в живых. Долгое и красочное описание погони по ночному лесу поневоле заинтересовало всех, хотя Нехлад и подумал, что где-то уже слышал его.
Предположение превратилось в уверенность, когда лешие уже почти нагнали проворного мальчишку, но тут на них набросился бешеный медведь и задрал одного. Этот случай Горибес уже рассказывал, и как бы не дважды, но по другому поводу.
Второго лешего водяной на дно утянул, потому что сообразительный маленький Горибес, переплывая речку, успел шепнуть русалкам, что лешие собрались реку запрудить. Третьего он пощадил, но вряд ли по большому милосердию — скорее, приберег для следующей басни. Тем паче нынешнюю следовало заканчивать, и вот уже отважный малец, отделавшись от преследования, набредает на здравный источник, испив из него, укрепляется духом и телом, омывшись в нем, избавляется от всех ссадин и царапин и, взбодрившись, идет по течению ручья, чтобы с рассветом выйти к родному селению.