Ак Ми Э́ повела озябшими ладошками над пламенем костра. Сил нет, как холодно, а ведь это только начало зимы. Матушка говорила, что зима будет лютой, такая раз во много лет приходит. Матушка всегда все знает! И какая будет зима, и обойдут ли их край лесные пожары летом, и сильно ли их Род подкосит огненная болезнь, и много-много всего другого. Скоро и Ак Ми Э будет знать! Она ведь тоже родилась в начале зимы, и та осень, что минула, уже четырнадцатая со времени ее рождения. Если бы она была как ее подруга Аэ Тэн́, Быстрая Девушка, то уже весной могла бы выбрать себе мужчину из Рода… Но ей суждена другая судьба. И если этой весной, уже совсем скоро, она станет Хранительницей Рода, как Матушка и как Сис Мя́ Э, то давняя подружка Аэ Тэн покинет ее.
Едва успев немного отогреть руки, Ак Ми Э поспешно сунула их в рукавицы и побежала прочь от костерка — снова к бревенчатому срубу, у открытой двери которого простояла почти всю ночь, переминаясь с ноги на ногу, то и дело растирая холодеющий носик. Из-за тяжелого мехового полога, что вместо двери закрывал сегодня вход в жилище старухи У Э, слышалось приглушенное пение. Это Матушка поет, помогая старухе уйти во тьму по дороге предков. Порой пение сменялось вскриками, иногда стонами: тяжело уходит Та, Что Ждет, старуха У Э́. Никак не хотят предки прийти и забрать ее с собой, хотя сама Матушка помогает ей сегодня, а вход в дом У Э широко открыт для духов. Ак Ми Э стережет его от чужих. Даже когда ей совсем невмоготу — холод проникает в самые кости, и приходится поневоле отбежать к костру погреться, — она не спускает глаз с тяжелого полога. Чуть только он шевельнется, будто бы от ветра, — в одно мгновение девушка подлетает к открытой двери. Чужой дух не осмелится зайти туда, если увидит у дверей человека из Рода И Ла́й. Сегодня вход охраняет не сын Той, Что Ждет, и не дочь, не внуки ее и не правнуки, не братья и не сестры. Никого у нее нет, никого не осталось из этой малой ветви большого Рода. Поэтому никто не пришел проводить ее по дороге предков, как положено по обычаю, поэтому некому охранить от чужих духов вход в ее жилище, и поэтому Матушка привела сегодня с собой свою воспитанницу.
Сегодня она, Ак Ми Э, провожает вместе с Матушкой в небытие весь малый род Той, Что Ждет. И это первый явный знак того, что вскоре ей тоже предстоит стать Хранительницей. Ведь Матушка могла взять с собой Су И́н или даже Сис Мя Э, которая всего на год старше Ак Ми Э, но уже посвящена прошлой весной. Но Матушка привела ее. «Ты сильная, — сказала она ей, — ты будешь помогать мне сегодня». И она будет стоять! Сколько надо, хоть до самого рассвета, хоть еще целый день, хотя ее и трясет давно от холода.
Еще и ветер поднялся. Ак Ми Э съежилась еще больше и надвинула капюшон своей меховой парки ниже. Ветер задувал Снизу, леденил ноги, залезал под парку, играл пламенем костра и пологом, закрывавшим вход в жилище У Э. Ак Ми Э отчаянно захотелось обратно к костерку, но пение Матушки внезапно стало гораздо громче, она опять пронзительно закричала в призыве, который Ак Ми Э слышала уже много раз этой ночью. Сейчас не время греться, сейчас совсем для другого время, и девушка совсем провалилась в меховую одежду, лишь нос и два глаза снаружи. Ноги ее выбивали дробь, ресницы смерзлись от слез, навернувшихся на, глаза от ветра, и не было сил их стереть, когда яростным порывом полог, что сторожила Ак Ми Э, откинуло больше чем наполовину и Матушка там, внутри, закричала так пронзительно и неистово, что Ак Ми Э невольно вторила ей своим срывающимся голоском. И замолчала внезапно…
Матушки тоже больше не слышно. Не слышно ударов ту́на. Ветер еще играл пламенем костра и краем полога, но эти слабые дуновения нельзя было сравнить с жестокими порывами, что трепали Ак Ми Э еще несколько мгновений назад. Не так много времени прошло, когда ушли и они, опять стало тихо. Девушка уже снова было начала поглядывать на костерок, когда услышала напряженный Матушкин голос: «Ак Ми Э! Входи!»
Она ввалилась за полог, в блаженное тепло, не зная, что ей дальше делать.
— Ты совсем продрогла. Сядь пока ближе к очагу, — устало, даже не совсем своим голосом сказала Матушка.
Ак Ми Э присела возле очага, распустила завязки парки, но снять ее так и не решилась. Вокруг было тепло, но холод так наполнил ее всю, что теперь он словно выходил и выходил наружу, не давая войти теплу, и она все еще дрожала, не в силах согреться.
Та, Что Ждет, покоилась на лежанке в глубине жилища. Рядом откинулась на меховых подушках Матушка, обессиленная, но довольная. Ветер, ворвавшийся внутрь, погасил почти все свечи, кроме двух рядом с очагом. Но Матушка молча указала на них Ак Ми Э, и та задула их тоже. Теперь только поленья потрескивали в очаге.
Они долго молчали. Матушка отдыхала, а Ак Ми Э сосредоточенно пыталась отогреться, подставляя огню то один, то другой бок. Наконец она стянула с себя парку и тут же услышала голос Матушки:
— Скоро рассветет. Пойдешь к Старейшине. Скажешь, что тень У Э уже на дороге предков. — Ак Ми Э кивнула. — Надо о теле ее позаботиться. У нее ведь никого не осталось. Скажешь: нужен хороший погребальный костер. И пусть не жалеет ни зерна, ни масла! Лучшее полотно и меха! Нужно умилостивить духов, чтобы проклятие ее ветви унеслось вместе с дымом, а не поразило все наше Дерево. И повторишь ему несколько раз, Ак Ми Э: нужен хороший, богатый костер, много даров.