Весь покрытый зеленью, абсолютно весь,
остров Невезения в океане есть.
Обычный августовский вечер. Необычным было только то, что наше семейство Журбиных в кои-то веки встретилось за столом, на ужине. В наш суматошный и сумасбродный век все не в меру загружены заботами и делами, чтобы встретиться на ужине, в чисто семейном кругу. Тем более неожиданным прозвучало заявление главы семейства.
Мой отец, Петр Львович Журба, младший брат изобретателя переходов в пространстве и времени Артура Львовича (сказки не врут, когда говорят о наследственности старших и младших братьев)…
Итак, батя, вяло ковыряя вилкой жареную картошку, вдруг произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А я уволился.
— Что ты сказал? — настороженно переспросила мама. У нее красивое имя — Капитолина. Семья её ласково зовет Капа.
— Я с сегодняшнего дня не работаю на заводе, — повторил отец.
— Как, уволился?
Мы переглянулись с Анжелой — моя младшая сестра, ну вот я всех и представил. Она сделала большие и удивленные глаза, прыснула в ладошку, глядя на растерянный вид мамы.
— Надоело, — отец оторвался от созерцания картофеля и посмотрел на нас. — Уже два года ничего не делаю. Конструкторское бюро полностью развалилось. Последнее время работал впустую.
— Ты не заболел? — спросила Капа.
— Нет. Производство стоит, зарплату не платят. — Отец пожал плечами. — Пришел к выводу, что на заводе я больше не нужен.
— Тебя сократили?
— Нет, сам ушел. Лучше самому, — усмехнулся отец.
— И чем думаешь заняться? — расспрашивала мама.
— Не знаю. В бизнесе я слабоват.
— Это точно, — поддержала Анжела. — На рынке стоять с семечками не будешь.
Мама вопрошающе посмотрела на меня.
— Все правильно, с этого завода не уходить, а бежать надо было. Его и так скоро закроют.
— Но и другие не лучше, — возразила мама.
— Папа сделал правильно, — Анжела захлопала в ладоши.
— Хорошо, все будем жить на мою большую зарплату учителя.
— Тебе тоже пора уходить из школы. Работаешь за копейки среди дегенератов, — Анжела улыбнулась, в этом году она получила диплом о среднем образовании. Как все девушки, мечтала стать моделью или, на худой конец, киноактрисой. Какие-то данные у нее бесспорно есть, но все понимали, что это детские амбициозные и неосуществимые мечты. Ни на что серьезное она не тянула. Отказываясь продолжать образование в университете, с юношеской самоуверенностью заявляла, что для неё достаточно школы.
— Мы — новое поколение, — говорила Анжела с апломбом. — У нас другие цели и задачи.
— Да, — покорно соглашался отец. — У каждого generation свои правила игры и своя кока-кола.
— Хорошо, чем нам с отцом заниматься? Идти в метро цветами торговать или исполнять народные песни и танцы? — перекинулась Капа на Анжелу.
— Это было бы лучше и интереснее для вас обоих, — парировала дочь.
— Жизнь подскажет, — философски заметил папа, вид у него был измученный, видно, решение далось нелегко. На заводе, в конструкторском бюро, он проработал большую часть жизни, попав на него сразу после окончания политехнического института.
Анжела выдвинула идею фикс, заинтересовавшую меня.
— Уезжать надо, как говорится, рвать когти. У нас еще лет десять, если не больше, продлится бардак, пока правительство не определится, что в конце концов будем строить, в какое светлое будущее вести народ. Ведь наши привычки — наши гены: до основания разрушить, чтоб из обломков построить новые имения…
— Имена, — возразил папа.
— Вот только не надо говорить про заграницу, — заявила категорично мама.
— Заграница нам поможет! — воскликнула Анжела.
— Это идея, — подхватил я. — Точно — эмиграция.
Все посмотрели в мою сторону.
— Сереженька, и ты туда же? — вздохнула Капа. — Тебе-то что здесь не нравится?
— Все не нравится. Я говорю про другую эмиграцию, про эмиграцию в иномирье.
Мама покачала головой, и все дружно улыбнулись — мол, совсем больной ребенок.
— Вы не поняли меня.
— Зря я не привил тебе любовь к классической литературе, — сказал отец.
— Мой дядя, твой брат Артур, может нам в этом помочь. Вернее, вам, — поправился я.
Отец сурово посмотрел и ответил:
— Что он, что ты — ягоды с одного поля. Я практик, а не теоретик, считаю и считал, что машину времени, как и вечный двигатель, невозможно построить, этому противоречат все законы природы.
— Ну, в законах природы я не силен…
— Это было бы здорово, — мечтательно протянула Анжела.
— Я не говорю про машину времени, есть старая уэллсовская версия — машина пространства. Дядя изобрел именно такую машину. Мы испытывали, — я зашептал, — это большая тайна. Машина отыскивает иномирья. Что-то вроде параллельных миров, не связанных с нашим прошлым и будущим. Вот туда, в иномирья, я и предлагаю вам эмигрировать.
Все дружно расхохотались.
— Но ведь я рассказывал вам…
— Про Минотавра, — вспомнила мама.
— И про Елену Прекрасную, — ввернула, смеясь, Анжела.
— Чистая правда, — я посмотрел на отца. — Все так и было. Дядиному изобретению около двух лет, просто он не спешит его обнародовать. Говорит: «Если народ не дорос, то правительство тем более», и считает, что изобретение преждевременно.
— Преждевременно, — повторил отец. Он посмотрел в черный квадрат окна, в котором торчал, вытянув длинную шею, фонарь, рассеивая тусклый желтый свет. — Но если… Если только предположить… — Батя повел крупными широкими плечами, наработанными в юношеской школе бокса. — Если только предположить, что… — Улыбаясь, обвел всех рассеянным взглядом, — это было бы здорово. — Взгляд задержался на Капе. — Ты как считаешь?
