Как обычно, Лиль находилась в центре внимания, и это привычно льстило ее самолюбию. Она не сомневалась, что Новаку доставляло удовольствие видеть, как другие мужчины в ее присутствии всегда словно немели и, будто завороженные, не сводили с нее глаз. Но весь сегодняшний вечер Новак был ужасно ревнив, хотя, возможно, это началось накануне, после лыжной прогулки с доктором и графом, когда она вернулась в гостиницу.
Сейчас граф сидел напротив нее и без умолку говорил.
— Польди, — взмолилась Лиль, хотя графа звали Фердинандом. — Польди, пощадите меня! Я же ничего не понимаю в охоте!
Заметив, что Новак допил вино и повернул голову в поисках официанта, Лиль мягко положила свою ладонь на его руку. Она не хотела, чтобы он напивался, надеясь, что ей удастся сохранить непринужденный характер беседы еще в течение часа, не дав Новаку повода для новых вспышек ревности. Но если Новак не прекратит пить, он все равно устроит ей в номере сцену. Вчера она пыталась убедить его, что совершенно равнодушна к графу, и это действительно было так. Однако не исключено, что Новак успел приревновать ее к доктору Перотти. Доктор был высокого роста, стройный, черноволосый, непревзойденный танцор и отличный лыжник; он одинаково свободно владел немецким и итальянским и, по словам Новака, знал не хуже английский и французский. В конце концов Новак должен понять, что она давно решила стать его женой, переселиться в особняк в Вене, родить одного или двух детей и оставаться всю жизнь любящей и верной подругой. И она никогда не позволит сбить себя с толку какому-то врачу из Модены, будь он даже красив, как бог!
Пианист пересек зал и склонился в изящном поклоне перед Лиль. Сидящие за столом мгновенно поняли, зачем он пришел. Некоторые посетители, улыбнулся пианист, убедительно просят Лиль что-нибудь спеть; он с удовольствием присоединяется к их желанию. Лиль вопросительно взглянула на Новака: тот равнодушно кивнул головой. Граф и врач, как и следовало ожидать, горячо поддержали пианиста, и Лиль уступила. Гитарист поднес микрофон ко рту и объявил, что сейчас выступит известная певица Лиль Кардо, Федеративная Республика Германии, и что трио почтет за честь аккомпанировать ей. Раздались аплодисменты. “Хлопают скорее из вежливости”, — подумала Лиль, улыбаясь в зал.
Она исполнила две немецкие песенки и одну английскую. Все шло как нельзя лучше: аплодировали сильнее, чем она ожидала, и в заключение Губингер, владелец гостиницы “Бурый Медведь”, даже преподнес ей букет цветов.
— Боже мой, — произнес граф, когда Лиль вернулась к столу, — у вас ангельский голос.
— Я бы уточнил это несколько стандартное выражение: ангельский, с хрипотцой, — добавил доктор Перотти.
— Из-за вас можно окончательно посадить голос, — пожаловалась Лиль. — Но сейчас это модно и, вероятно, нравится публике. Однако ни одни песец не сможет петь долго в такой манере.
— А тебе вообще нечего петь! — раздраженно вмешался в разговор Новак. — Давно пора кончать с этим балаганом. Мне не нравится, что ты дерешь горло перед всяким сбродом, на который нам наплевать, ради какого-то жалкого букета цветов!
— Ну что вы говорите? — мягко упрекнул его граф.
— По-моему, случайное выступление для артиста — просто небольшое развлечение, своего рода хобби, — поддержал графа доктор Перотти.
Новак, казалось, только этого и ждал.
— А вас я убедительно прошу не лезть не в свои дела! — взорвался он.
Новак выкрикнул это так резко и громко, что привлек внимание посетителей, сидевших за соседними столиками.
— Право же, нам не следовало так горячиться, господа, из-за какого-то пустякового недоразумения, — миролюбиво заметил граф.
Они с трудом высидели вместе еще четверть часа и встали из-за стола.
Войдя в номер и закрыв дверь, Лиль прижалась головой к груди Новака.
— Ты не должен принимать все это так близко к сердцу, — просительно произнесла она. — Если хочешь, мы перестанем замечать доктора, и тебе не придется выслушивать его извинений. Я хочу доказать тебе перед всеми, что совершенно равнодушна к нему. Запомни навсегда: я люблю только тебя и…
— Оставь, — перебил он ее. — Все это действительно пустяки. Мне очень жаль, что так вышло. Пожалуйста, не вспоминай больше об этом. Меня беспокоит совсем другое.
Она сразу приготовилась слушать, чувствуя, что он чем-то угнетен. Они знали друг друга уже четыре года, считая со дня их первой встречи, и еще никогда она не видела его таким утомленным, как в последние дни. Он любил работать не жалея сил, и ее всегда поражала его неиссякаемая энергия. В сорок восемь лет он выглядел скорее плотным, чем толстым, хотя и весил почти сто килограммов, но высокий рост скрадывал полноту; его слегка поредевшие волосы тронула седина, лицо было полным, мужественным и внушающим доверие.
— Мало того, что они отказываются платить, они еще шантажируют.
— Кто шантажирует?
— Не спрашивай того, чего тебе не положено знать. Я и сам не знаю всего. Но и то немногое, что известно, достаточно неприятно.
Сердце Лиль сжалось от неведомого страха. Новак был чрезвычайно способным коммерсантом. Живя в Вене, он искусно пользовался положением Австрии, расположенной между Востоком и Западом. Он торговал металлом и цементом, листовой сталью и трубами, электромоторами и токарными станками, торговал с Венгрией и Бельгией, восточными и западными немцами, румынами, французами, русскими, американцами и итальянцами. Он не упускал случая приобрести какой-нибудь замок, лес или поместье, чтобы при первой же благоприятной возможности выгодно сбыть их с рук. Он и сейчас собирался купить у графа замок и с этой целью вел с ним предварительные переговоры.
