Как принято теперь считать, текст «Завещания» не принадлежит перу Николя Фламеля; он был написан гораздо позднее, предположительно во второй половине XVIII века. И тем не менее, его нельзя назвать фальсификацией в полном смысле этого слова, так как написан он, несомненно, адептом, следовавшим путем Фламеля, и скрывшим свое имя за подписью старого Мастера, что вполне отвечает Традиции. Как гласит легенда, первоначальный текст был написан Фламелем на полях карманной псалтыри в виде шифра, ключ к которому он передал своему племяннику. Каждая буква имела четыре варианта написания, так что общее число знаков, составлявших код, было 96. Дом Антуан Жозеф Пернети и господин Сен-Марк, обладатели текста (или его копии), потратили очень много времени на расшифровку кода, но безрезультатно, и Сен-Марк уже был готов отказаться от этой затеи, когда Пернети сумел определить знаки, обозначавшие гласные, и вскоре они вдвоем расшифровали все «Завещание»; произошло это в 1758 году. Четыре года спустя Пернети сообщил о существовании неизвестного произведения Фламеля широкой публике в «Литературном Ежегоднике». Однако оригиналы текста (и французский, и закодированный) были объявлены утраченными. В 1806 г. в Лондоне появился английский перевод «Завещания», изданный J. and E. Hodson (см. http://www.levity.com/alchemy/testment.html) — очевидно, на основе цитат Пернети, так как текст значительно сокращен; кроме того, английская версия содержит неточности. Чем же мы обладаем сегодя? Эжен Канселье, ученик Фулканелли и неутомимый исследователь, в 1958 году обнаружил искомый текст в коллекции манускриптов Национальной библиотеки в Париже (MS 14765, р. 197–220). Автором рукописной копии, созданной в конце восемнадцатого века, был шевалье Дени Молинье, любитель Герметического искусства, как он себя представил. На основе этой наиболее полной версии и выполнен предлагаемый вашему вниманию перевод. Поскольку оригинал обладает лексическими и грамматическими особенностями, характерными для французского языка пятнадцатого века (если это и мистификация, то выполненная по всем законам жанра), при переводе я столкнулся с определенными трудностями, и я не отрицаю, что в нем могут содержаться неточности, не имеющие принципиального характера. Я также хотел бы обратить внимание читателя на различие субстанций, называемых Фламелем сатурном и сатурнией, ртутью и меркурием, луной и серебром; в этих различиях спрятаны ключи ко многим тайнам, а также ловушки для легковерных и невнимательных. Что касается текста «Завещания» в целом, то по мнению многих (иногда не сходящихся ни в чем другом) современных последователей великого Мастера, ценность текста «Завещания» не вызывает ни малейших сомнений.
Глеб Бутузов
Предисловие
ФЛАМЕЛЬ, АЛХИМИЯ И КОЛЕСО ИСТОРИИ
В парижском издании Медико-психологических Анналов (ноябрь 1901 г., т. 14) русский психиатр П.Б. Ганнушкин опубликовал небольшой труд под названием «Сладострастие, жестокость и религия». В нем он кратко и доказательно продемонстрировал сущностную связь трех упомянутых в названии понятий, на первый взгляд, далеких друг от друга. Заглавие данного эссе напоминает название работы Ганнушкина, но с одним существенным отличием: входящие в него понятия, хотя и кажутся на первый взгляд неразрывно связанными, на поверку оказываются разделенными глубокой, если не бездонной, пропастью. Но об этом позднее.
Для начала посмотрим на объект нашего исследования тем самым первым взглядом. Итак, Николя Фламель. Французский герметический философ, которого Гюго ставил в один ряд с Аверроэсом и Гийомом Парижским; безусловно, удачливый алхимик, так как, будучи скромным клерком, стяжал богатство, вызывавшее зависть коронованных особ; несомненно, историческое лицо, оставившее после себя многочисленные документальные свидетельства своей благотоворительной деятельности, недвижимость, и даже надгробную плиту. История его жизни, изложенная им самим в предисловии к «Иероглифическим Фигурам», многократно переписывалась и пересказывалась целой армией исследователей и биографов, начиная с семнадцатого века и заканчивая двадцатым, следы железных пальцев которого еще видны на шее человечества. Какова же его, в высшей степени правдоподобная, история?
В 1330 году, в семье небогатых, но, как отмечает сам Фламель, очень достойных и честных людей, родился мальчик Николя. Произошло это в городке Понтуаз, в двадцати пяти километрах на север от Парижа. Несмотря на скромный достаток, семья Фламелей дала ребенку приличное образование, хоть он и не слишком хорошо овладел латынью, на что сетовал впоследствии. Приобретя необходимые знания, Николя отправился в соседний Париж зарабатывать на жизнь профессией общественного писаря и нотариуса. Поначалу он обосновался вместе с собратьями по цеху неподалеку от Кладбища Невинных [Младенцев], а затем, когда гильдия писарей переселилась в район церкви Сен-Жак-деля-Бушери, переехал туда в месте со всеми. Его скромная контора, а точнее, деревянная пристройка, ничем не отличалась от остальных; ее площадь была около полутора квадратных метров, то есть ровно столько, сколько нужно, чтобы разместитить малюсенький стол и стул. Располагалась она на улице Писарей; в английских переводах Фламеля ее часто называют улицей Нотариусов, а в русском переводе «Собора Парижской Богоматери» Гюго даже улицей Писателей, что уже слишком, потому что трудившиеся на ней йcrivains, конечно же, не были писателями — они были общественными писарями, нотариусами, каллиграфами и переписчиками книг, часто совмещая все эти профессии в одном лице. В частности, Фламель был известен как искусный «издатель»; книгопечатание еще не было изобретено, и создание рукописных копий было единственным способом тиражирования. Кроме того, он пользовался уважением среди парижской знати, потому что некоторые особенно оригинальничающие вельможи брали у него уроки письма, чтобы научиться писать на бумаге свое имя (размеры невежества в то время трудно себе представить). Жил Фламель фактически напротив своей конторы, на углу улиц Писарей и Мариво
