Шейд-Три, Флорида, июль 1980 года
Туман постепенно поднимался, густой серой пеленой окутывал сознание, вызывая чувство опьянения и отрешенности от окружающего мира, унося боль и оставляя ощущение легкости.
Его окружала тьма, но звуки он слышал. Среди них выделялся громкий, раскатистый голос отца, отдававшего распоряжения направо и налево, затем чей-то мягкий голос, который его успокаивал, уверяя, что все будет хорошо.
Как долго он пролежал в этом апатичном, похожем на сон состоянии, ему было неизвестно.
Только однажды семнадцатилетний Скотт Баффорд неожиданно проснулся.
— Господи, Маджи, он пришел в себя! — воскликнула женщина, очевидно медсестра, поскольку была одета в белое. — Мистер Баффорд, ваш сын пришел в себя! Надо скорее сообщить об этом доктору.
И она выбежала из палаты.
Обри Баффорд, массивный, внушительного вида человек, двигался неторопливо, главным образом потому, что торопиться ему не было нужды. Он был богат и привык, что за него суетятся и торопятся другие, но в тот день он буквально вскочил с кресла, в котором дремал, и в одно мгновение оказался у больничной койки сына.
— Скотт, ты пришел в себя. Мальчик мой, ты напугал меня до смерти. Твоя бедная мама сама не своя. Врач почти уже месяц ежедневно посещает дом, беспокоясь о ее состоянии.
Месяц? Скотт Баффорд попытался приподнять голову, но ему не позволила сделать этого сильная боль. Возникло ощущение, что кто-то вонзился острым ножом в затылок. Он перевел взгляд на свое тело и увидел, что оно почти сплошь покрыто бинтами.
— Где я? — спросил он, с трудом шевеля губами из-за тугой повязки, сковывавшей подбородок, и тут же понял, что голова и лицо тоже забинтованы.
— В городской больнице Шейд-Три, — сказал Обри. — Ты попал в автомобильную аварию. Разве не помнишь? Пьяный шофер врезался в твою машину. Он умер на месте. — В голосе отца прозвучало нескрываемое удовлетворение.
Скотт попытался припомнить, что произошло до того, как его поглотил туман. Воспоминания возвращались медленно: большой голубой «Бьюик» выскочил с полосы встречного движения и устремился прямо на его машину. Паника охватила его.
— Люси? — спросил он.
— С ней все в порядке, сын. Ты успел крутануть машину вправо, и она избежала серьезных повреждений. Несколько переломов, но ничего более опасного. Она уже выписалась из больницы.
— А что… с ребенком?
Обри взял руку сына и крепко сжал ее.
— Ребенка не удалось спасти, Скотт. Он родился мертвым.
Боль, наполнявшая каждую клеточку израненного тела, на мгновение отступила после этих слов. Душевная боль оказалась куда сильнее физической. Слезы наполнили его глаза. На минуту он отвел взгляд от отца.
— Насколько… сильно… я пострадал?
— Трудно сказать, сынок. Мы было уж подумали, что ты никогда не выйдешь из комы. — Он помолчал. — Больше всего пострадало твое лицо, но теперь не о чем беспокоиться. Я собрал лучших хирургов — специалистов по пластическим операциям, каких только можно заполучить за деньги. Они с первого же дня работали над твоей мордашкой. Господи, сынок, к тому времени, когда они все закончат, девчонок от тебя палкой не отгонишь. Что касается остального, то тебя сразу прооперировали, чтобы устранить внутренние повреждения. Конечно, у тебя были переломаны кости и поврежден позвоночник, хотя спинной мозг не пострадал, благодарение Господу. Уже то, что ты вышел из комы и понимаешь, кто ты такой, значит чертовски многое.
— Люси навещала меня? — спросил наконец Скотт.
Обри вздохнул и провел рукой по бровям, словно вытирая пот, хотя в палате было совсем не жарко. Знойно и душно было только на улице.
— Люси уехала из города, Скотт. Я, правда, не хотел сообщать эту новость так сразу, особенно после всего, через что ты прошел.
Уехала из города? На этот раз Скотт сумел приподняться.
— Ты хочешь сказать, что она уехала из Шейд-Три? — недоверчиво спросил он.
— Лежи спокойно, — сказал отец, осторожно укладывая сына на подушку.
Скотт непонимающим взглядом смотрел на отца. Люси уехала? Не попрощалась? Оставила его в таком состоянии и уехала?
— Куда? — едва слышно прошептал он.
— Не знаю, — сказал Обри и помолчал. — В конце концов ты должен знать правду, мой мальчик. Она вытрясла из меня уйму денег. Думаю, она воспользовалась ситуацией как возможностью начать новую жизнь, выбравшись из города и покинув свою поганую семейку. В общем-то, я ее не осуждаю. Все знают, что за пьянчуга ее отец. И нищий в придачу. Ничего удивительного. Я слышал истории…
Скотт не слушал отца. Мысль, что Люси Одам, его Люси, могла бросить его, пока он лежал при смерти, была непереносима. В конце лета они собирались пожениться. К этому времени им обоим исполнилось бы восемнадцать лет, и разрешения на брак от родителей уже не понадобилось бы.
К тому же они ждали ребенка.
Скотт закрыл глаза, желая только одного: забыться и умереть. В глубине души он чувствовал себя так, будто уже умер.
