Варшава, Польша
Понедельник, 28 апреля 1941 года
08 ч 15 мин
Полтора года назад здесь, на двери, он видел другую, польскую фамилию и, по всей вероятности, должность сотрудника и название какого-то польского правительственного органа. Но Польша больше не принадлежала полякам, и фамилию грубо вымарали черной краской. На секунду замерев перед дверью, Эрих Кэмпффер силился вспомнить ту, прежнюю фамилию. Не то чтобы это очень его занимало, а скорее для тренировки памяти. Теперь же на двери висела аккуратная табличка из красного дерева и лишь по краям кое-где проступала краска: «Оберфюрер СС В. Хоссбах. Департамент рас и перемещения населения. Варшавский округ».
Он задержался, чтобы собраться с мыслями. Интересно, зачем его вызвал Хоссбах? Да еще в такую рань. Тревога не проходила, и он злился на себя за это. Вряд ли хоть кто-нибудь в СС, независимо от того, насколько прочным было его положение, даже такой, как он, делающий головокружительную карьеру офицер, мог бы остаться равнодушным к срочному вызову к начальству.
Кэмпффер еще раз вздохнул, чтобы справиться с волнением, и вошел в приемную. Капрал, исполнявший обязанности секретаря генерала Хоссбаха, вскочил по стойке «смирно». Он был новичком и не знал Кэмпффера, что тот сразу заметил. Вполне понятно, если принять во внимание, что весь прошлый год Кэмпффер служил в Освенциме.
— Штурмбаннфюрер Кэмпффер, — бросил он, предоставив юнцу самому делать вывод.
Капрал повернулся и пошел докладывать. Мгновенно вернувшись, он сказал:
— Оберфюрер Хоссбах ждет вас, господин штурмбаннфюрер.
Кэмпффер прошел мимо капрала в кабинет Хоссбаха и увидел последнего сидящим на краю письменного стола.
— А, Эрих! Доброе утро! — непривычно радушно приветствовал его Хоссбах. — Хотите кофе?
— Нет, благодарю, Вильгельм.
До этого момента он мечтал о чашке кофе, но слащавая улыбка Хоссбаха насторожила его, и у него пропала всякая охота пить кофе.
— Ну, нет так нет. Но по крайней мере, снимите шинель и располагайтесь поудобней.
Уже наступил апрель, но в Варшаве было еще холодно, и Кэмпффер носил длинную зимнюю эсэсовскую шинель. Медленно сняв ее, а также и фуражку, Кэмпффер задержался у вешалки, чтобы Хоссбах мог оценить его фигуру. Хоссбах был тучный, лысеющий мужчина, разменявший шестой десяток, лет на десять старше Кэмпффера, обладавшего великолепной мускулистой фигурой и копной светлых волос — как у юнца. К тому же карьера Эриха Кэмпффера стремительно шла вверх.
— Кстати, поздравляю с повышением и новым назначением. Местечко в Плоешти весьма тепленькое.
— Пожалуй. — Кэмпффер придерживался нейтрального тона в разговоре. — Очень надеюсь, что оправдаю оказанное мне Берлином доверие.
— Уверен, что оправдаете.
Кэмпффер прекрасно понимал, что добрые пожелания Хоссбаха столь же чистосердечны, как и обещания, данные им польским евреям перед депортацией. Хоссбах и сам не прочь был попасть в Плоешти, и каждый эсэсовский офицер мечтал о таком назначении. Возможностей для продвижения по службе и личного обогащения у коменданта главного концентрационного лагеря Румынии было великое множество.
В огромной бюрократической машине, созданной Генрихом Гиммлером, где шла непрерывная борьба за выгодные места, когда каждый пытался подсидеть того, кто выше, одновременно стараясь не дать снять себя самого тому, кто ниже по положению, и речи не могло быть о такой вещи, как искреннее понимание успехов коллеги.
В последовавшей за этим напряженной тишине Кэмпффер бесцельно изучал стены кабинета и с трудом сдержал ехидную усмешку, заметив на обоях более светлые квадраты и прямоугольники там, где раньше висели благодарности и дипломы бывшего хозяина. Хоссбах не стал делать ремонт, желая показать, что человеку, поглощенному выполнением задач, поставленных перед СС, некогда заниматься подобной ерундой. Совершенно откровенная игра на публику. Кэмпфферу не требовалось демонстративно подчеркивать преданность СС, он действительно тратил все время на укрепление своего положения в этой организации.
Он сделал вид, что внимательно рассматривает карту Польши, где цветными булавками были обозначены места расположения лагерей, в которых содержались нежелательные для рейха элементы. Для ведомства Хоссбаха последний год был весьма напряженным, ведь это именно через него все еврейское население Польши переправлялось в «поселение», расположенное рядом с железнодорожным тупиком в Освенциме. Воображение Кэмпффера уже рисовало ему будущий офис в Плоешти с картой Румынии на стене, которую он собственноручно утыкает булавками. Плоешти… Несомненно, за столь ласковым приемом, оказанным ему Хоссбахом, что-то кроется. Где-то произошел сбой, и Хоссбах не преминет воспользоваться последними днями своего главенствующего положения, чтобы подложить ему, Эриху Кэмпфферу, свинью.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил наконец Кэмпффер.
— Не мне лично, а уже вышестоящему командованию. Видите ли, в настоящий момент у нас в Румынии возникла маленькая проблема, можно сказать, некоторое неудобство…
— В самом деле?
— Да. Одно небольшое армейское подразделение, дислоцированное в Альпах севернее Плоешти, несет потери, вероятнее всего связанные с действиями местных партизан. Тамошний командир просит разрешения на передислокацию.
