Письмо от тети Лиззи из Новой Шотландии с приглашением в дом моей покойной матери привело меня в замешательство. Послание пришло сразу же после смерти отца, и не будь я так удручена этим печальным событием, хорошенько подумала бы, прежде чем отправиться в родовое гнездо Феррари. Но тогда горе в сочетании с юным возрастом заставило меня о многом забыть.
Письмо от тети прибыло спешной почтой в тот самый момент, когда Джон Кэрзон, поверенный и друг моего отца, профессора философии Бостонского университета, объяснял, что отец оставил мне две тысячи долларов в облигациях, небольшой счет в банке и нашу квартиру на северном берегу Бостона.
Джону Кэрзону не нужно было расшифровывать завещание. И так было ясно, что я не смогу закончить университет и что мне придется подыскать себе квартиру подешевле и работу, чтобы не транжирить счет в банке. Над всеми этими вопросами я и размышляла, когда в дверь позвонил почтальон.
Даже конверт был необычным: толстая черная кайма шла по его периметру, что сразу же привлекло мое внимание. Странно, подумалось мне, видеть нечто подобное в наши дни, да и вообще в этом веке. Неужели нарочно искали такой раритет в антикварных лавках? Да, предположила я, так и есть. Затем я заметила канадскую марку, почтовый штемпель Суссекс-Воулда, и мое любопытство сразу же возросло. Письмо могло быть только от родственников моей матери в Новой Шотландии. Я была озадачена — эти люди вряд ли стали бы оплакивать моего отца. Они ненавидели его еще до смерти мамы. Мне было тогда шесть лет, но я помню это. Они всегда ненавидели его. Он и сам мне так говорил.
— Это от моей тети из Новой Шотландии, — объяснила я Джону Кэрзону, — маминой сестры.
На его лице появилось такое же озадаченное выражение, как и у меня. Затем он неуверенно улыбнулся:
— Я знаю, что семьи твоих отца и матери никогда не ладили. И все же думаю, ты правильно сделала, сообщив Феррари о его смерти.
— Но я не сообщала! — Я хмуро посмотрела на окаймленный черной полосой конверт. — Я им ничего не писала.
— Нет? — Кэрзон удивленно поднял брови. — А кто тогда мог им сообщить?
— Не знаю. В Бостоне у нас больше нет ни родственников, ни друзей, во всяком случае, мне о них не известно.
— Но должно же быть какое-то логическое объяснение! — воскликнул Джон.
— Наверное.
Правда, я даже не могла себе представить, как это объяснить. Насколько я была осведомлена, Феррари жили довольно замкнуто, не имея ни желания, ни необходимости устанавливать контакты с внешним миром. Я с детства слышала рассказы о них и сделала заключение, что это очень странная семья. Отец как-то обмолвился, что между собой они говорят только по-французски.
Я разорвала конверт и вытащила лист плотной почтовой бумаги. Письмо, к счастью, было написано по-английски, аккуратным разборчивым почерком. Я прочла его вслух:
"Моя дорогая Меган!
Мы услышали о смерти твоего отца. Он, вероятно, говорил тебе о некоторой... враждебности между нами, но знай, что это не относится к тому, что мы, Феррари, чувствовали и чувствуем до сих нор по отношению к тебе. К той, кто является кровью от крови нашей, как и твоя покойная мать. Мы можем испытывать к тебе лишь ту же глубокую привязанность, которую питали к ней.
Мы возненавидели твоего отца потому, что он забрал у нас тебя после смерти твоей матери, против ее воли. Этого мы не могли простить. Но с его смертью ненависть прошла. Она никогда не распространялась на тебя. Единственным нашим желанием было, чтобы ты жила с нами, чтобы мы могли заботиться о тебе и любить тебя, как того хотела твоя мать. Твой отец лишил ее этого права, а нас — удовольствия от общения с тобой. Но вопреки его злой воле, мы за эти годы много раз видели тебя. Мы знаем, что внешне ты с каждым днем становишься все более и более похожей на нашу любимую Бернадетту. Но близка ли ты ей по духу? Бернадетта имела редкий, перешедший к ней по наследству от матери дар, которым владеют немногие. Нам не терпится узнать, не унаследовала ли и ты этот дар от нее?
Отец оставил тебя одну и почти в нищете. Мы, Феррари, все еще остаемся состоятельной и влиятельной семьей, и часть того, чем мы владеем, принадлежит тебе. Ты опечалена смертью отца, и у тебя нет других родственников, которые могли бы помочь в столь трудную минуту. Поэтому мы умоляем тебя исправить ошибку, сделанную твоим отцом, забравшим плоть от плоти нашей.
Возвращайся домой, дорогая Меган, и живи, как жила твоя мать. Мы хотим, чтобы ты владела ее драгоценностями и личными бумагами. Деньги, любовь, взаимопонимание и сочувствие ожидают тебя здесь.
Лиззи Феррари".
Джон Кэрзон молча смотрел на меня, пока я читала ему письмо. Его карие глаза внимательно изучали мое лицо. Это был привлекательный мужчина с густыми черными волосами, поседевшими на висках. Он учился с моим отцом в колледже, и долгое время они оставались друзьями. Еще я знала, что он до сих пор не женат.
— В конверте есть что-то еще, Меган, — напомнил он мне.
Я вытрясла содержимое на стол. Там оказались билет на самолет от Бостона до Галифакса в Новой Шотландии и чек, упавший лицевой стороной вниз. Джон Кэрзон поднял его, взглянул на сумму и протянул мне.
